Папа Лев подошел с книгой к столу.
– Вот, отыскали в Священном ларце.
Франческо удивленно замер. Священный ларец – это личная библиотека пап, в которой, по слухам, хранятся удивительные книги: и христианские, и те, что были написаны еще на заре веры.
– Ее добыли во время Первого крестового похода, – объяснял понтифик, водружая книгу на стол. – Персидский труд о механических устройствах, написанный в девятом веке от Рождества Господа нашего. Мне показалось, он тоже будет вам полезен.
Явно заинтригованный, Леонардо приподнял непримечательную обложку, с которой давно стерлось тиснение. Увидев же имя автора, он резко обернулся к понтифику.
– Бану Муса!
Его Святейшество кивнул и перевел:
– Моисеевы дети.
Франческо раскрыл было рот, намереваясь задать вопрос, но тут же, смущенный, закрыл и замер.
Леонардо, впрочем, чуть обернувшись в его сторону, ответил:
– Моисеевы дети – это три брата из Персии, жившие за четыре века до аль-Джазари. Аль-Джазари в своем труде упоминает их имена, называя источником вдохновения. Я и не думал, что до наших дней сохранился хоть экземпляр их работы.
– Не понимаю, – прошептал Франческо, подходя ближе. – Что это за книга?
Леонардо накрыл ладонью страницы с древним текстом.
– Подлинное чудо. «Книга об остроумных устройствах».
– Но… – Франческо перевел взгляд на книгу, лежавшую подле нее, которую он с таким трудом отыскал.
– Да, – признал Леонардо, – наш высокочтимый аль-Джазари назвал свое творение в честь более древнего труда, слегка изменив заглавие. Говорят, эти три брата, Моисеевы дети, десятилетиями вслед за падением Римской империи собирали и сберегали греческие и римские тексты. Со временем братья, основываясь на обретенных знаниях, составили собственную книгу изобретений.
– Однако, – присоединился к ним папа, – братьев интересовали не только познания в науке. – Открыв книгу в самом конце, понтифик вынул из нее стопку невшитых страниц. – Что скажете?
Леонардо прищурился, вглядываясь в испещренный вязью пожелтевший пергамент.
– Это раннеарабский, – покачал он головой. – Я не большой его знаток. Со временем, может статься, у меня и вышло бы…
– В моем распоряжении есть знатоки арабского, – отмахнулся папа. – Им удалось перевести текст. Похоже, это одиннадцатая часть одного крупного поэтического произведения. Вступление гласит: «К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды, мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали».
Франческо нахмурился, гадая, где он уже слышал эти строки.
Понтифик тем временем продолжил декламировать перевод по памяти:
– «Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно взошли, сокрушенные горем, лиющие слезы… и пошли по течению вод Океана берегом к месту, которое мне указала Цирцея».
Франческо, не в силах сдержаться – до того сильно было удивление, – ахнул, перебивая папу:
– Цирцея… Так ведь это же из…
Леонардо сдвинул страницы и подтвердил его догадку:
– Хотите сказать, это перевод «Одиссеи» Гомера?
Не скрывая гордости, Его Святейшество кивнул.
– Сделанный на арабский приблизительно девять веков назад.
Если так, то это, выходит, самое раннее письменное изложение поэмы. Дар речи вернулся к Франческо, и он спросил:
– Откуда же здесь, в персидской книге о механических устройствах?…
– Возможно, причина в этом.
Папа показал последнюю невшитую страницу, на которой была выполнена затейливая иллюстрация. Она напоминала механическую карту с шестернями, витыми проволоками, и охватывала Средиземноморье и примыкающие земли. Тем не менее выглядела карта незавершенной.
