Элисон очнулась пару минут спустя. Она не обратила внимание на пустоту в теле, отсутствие боли. Только стерла кровь, что шла из носа, и вышла на улицу. Хлопнув дверью, она оглядела разбитую машину, выругалась, а потом зажмурилась, сдерживая слезы.
Мозг купался в тумане, а ноги повели в сторону дома, который виднелся за поворотом. Она не замечала, что ощущала ничего, что спокойно двигала сломанной рукой, зато ревела, осознавая, как устала бороться с этим миром.
Элисон зашла в свою квартиру, хлюпнула носом и заметила фигуру, сидящую за кухонным столом. От черного плаща шел холод, мороз, что покрывал инеем волоски на теле.
– Кто вы?
Женские руки с красным маникюром скинули капюшон, Элисон пошатнулась, видя обычную женщину лет сорока с черными, словно тьма, волосами и колючим взглядом без намека на сострадание. Душа уже чувствовала, что произошло что-то, что меняло курс ее жизни, и билась в теле, воя от страха.
– И? – Элисон шагнула к незнакомке, видимо, хранителю душ. Заметила черные вены, пестрящие на шее, уходящие вниз, под плащ, и покрывающие подбородок. Безобразные, словно зараза. На большом пальце сверкал перстень. Элисон облизала губы, собирая остатки храбрости. – Еще раз спрашиваю, что вы делаете в моей квартире?
Женщина лишь дернула плечами. Элисон ожидала увидеть кого угодно под плащом, но точно не уставшую от жизни даму, которая достала из складки сигарету, щелкнула пальцами и закурила.
– Уже не твоя квартира, пирожочек ты мой. Уже нет… Даже интересно, что теперь с ней сделают.
– Выметайтесь! Сейчас же! А я опаздываю на работу.
– О, не волнуйся. На новой работе тебя ждут только завтра. А я, по правде, не особо рвусь в подземку, поэтому давай поболтаем.
Элисон ощутила слабость в ногах. Словно они стали чужими, деревянными. Дама же выдохнула дым, поднялась и потянулась, размяла шею.
– Знаешь, как это утомляет? Каждый раз одно и тоже: кто вы? Что вы хотите? Не мог я умереть! Не забирайте меня!
Элисон моргнула. Еще раз. В тайне веря, что так женщина в немодном черном плаще просто исчезнет. Но нет. Она все еще осматривала квартиру и курила, стряхивая пепел прямо на ковер.
Элисон не было нужды спрашивать, что случилось. Она знала. А душа, что вопила в груди с неистовой силой, пытаясь вырваться на свободу, это подсказывала.
Душа рвалась к этой женщине, словно в объятия к любимому.
– Ты – хранитель душ?
– Мимо.
– Ну, не некромант же?
– Тоже мимо.
– Не понимаю.
Дама затушила сигарету о раковину, повернулась к Элисон и улыбнулась. И улыбка эта была доброй, даже в глазах наконец проснулась жизнь, замерцали огоньки, но у Элисон почему-то пошли мурашки по всему телу.
– Мы с тобой еще поболтаем. И не раз! Женева, кстати.
Женщина протянула руку для рукопожатия, но Элисон мотнула головой.
– Но если…
– О! Не суждено тебе стать тенью. Пока точно.
Элисон кивнула. Происходило что-то нехорошее. Явно. Она выглянула в окно, заметила, что снова пошел дождь, несмотря на усилия стихийников воздуха, которые разгоняли тучи к празднику. И поняла, как хочет жить. Душа царапала ребра, а Элисон молча повернула к двери.
Оказавшись на улице, она закричала. Мимо проходили люди, пробежала собачка, а следом за ней женщина, машина окатила ее брызгами, а вдали девчушка, которую она видела утром, пыталась сделать водный зонт, чтобы укрыться от дождя. Но никто не видел Элисон.
Все продолжали жить. Никто не поставил дела на паузу, мир не замер, плача об ее уходе. Она – капля. Не будь ее – все просто продолжат жить, словно ее и не было никогда.
