Последняя пьеса - страница 23

– Вернись же! – Это отец? Элайджа тоже здесь? Что он забыл в хаосе?

Кто-то коснулся ее души изнутри. Горячие пальцы согревали, звали к себе, звали раствориться в себе…

Она закричала, вырываясь в жизнь. Блэр кашляла, слезы текли по щекам, так тяжело давался каждый вздох. Грудь горела, а душа металась, кроша ребра, оставляя ссадины на сердце и легких.

Разлепив глаза, она заметила лицо отца. Такое испуганное, словно она уже умерла. Он не знал, что делать.

Тело немело, унося в пучину покоя. И тут ее коснулись горячие пальцы, что залезли под топ. Душа начала затихать, отзываясь на мольбу.

– Эй, тише, – знакомый голос согрел обмякшее тело. Она сощурилась, не веря, что над ней склонился Клаус, вжимающий руку в ее грудь с такой силой, словно хотел достать душу. – Тише. Ты дома. Хаос тебя отпустил.

Блэр попыталась вздохнуть, но не смогла – внутри разлился пожар. Она хватала воздух ртом, но паника затягивала в кокон.

– Ребра сломаны, – констатировал Клаус. – Зови Аврору!

– Клаус!..

– Я справлюсь! Аврора! Сейчас!

Блэр хотела закричать, едва Элайджа осторожно передал ее Клаусу, но не смогла – ее утягивало в покой… туда, где нет боли… где нет чувств…

Клаус коснулся вены на ее шее, погружая в сон. Она бы хотела пошевелиться, сказать, что любит, но повиновалась магии, и все же упала в ничто.

Пробуждение походило на восстание из мертвых. Конечно, Элисон еще ни разу не восставала, но была уверена, что чувствовала бы себя именно так.

Сон не хотел отпускать, опутывал липкими лапами, затаскивая в пучину путанного сна, который тревожил всю ночь. Что ей снилось, она так и не вспомнила, остались только горечь на языке и дорожки слез на щеках.

Элисон прошла на кухню, чтобы найти чай или кофе, вздрогнула, заметив фигуру, сидящую за кухонным столом. Сердце пропустило удар. В прямом смысле. Но потом она заметила глаза мужчины в клетчатом пиджаке и расслабилась. Пустые, безжизненные. Всего лишь тень: отпечаток человека, что когда-то чувствовал, а теперь просто существовал, вспоминал и ждал следующую жизнь.

– Так ты умер, да?

Элисон села на соседний стул, уставилась на морщинистое лицо, пытаясь утихомирить сердце, стучащее где-то в горле. Надо привыкать: тени здесь повсюду.

– Ненависть захватит твое сердце, дитя. Захватит… ты пожалеешь, что не умерла. Пустота и страх…

Элисон покрылась мурашками, открыла рот, чтобы спросить, что это все значит, но услышала стук в дверь. Словно гром или удар сковородой, он вывел ее из страха, напоминая, где она была.

– Каспер, если вдруг забыла за ночь! – провозгласил парень, едва Элисон открыла дверь. Стихийник земли довольно улыбнулся, на щеках образовались ямочки. Зеленые короткие волосы топорщились в разные стороны. – Ты чего тень не выгоняешь?

Элисон обернулась к мужчине, пожала плечами. Из головы все не выходили слова, которые предрекли, что ненависть захватит ее сердце.

– Поверь, им абсолютно плевать на все, что ты с ними делаешь. Хоть бей! Они мертвые, а мертвым до пустоты на боль и эмоции. Они сами не понимают, как к тебе заходят. Напомни принести тебе шалфей, чтобы отпугивать их.

– Шалфей?

– Я магистр по травологии!

– Так ты еще и травник?

– Угу. Есть немного.

Каспер подошел к мужчине, безжалостно схватил за руку и потащил к двери. Едва тень оказалась в коридоре, травник захлопнул дверь и отряхнул руки.

– Слушай… А тени же будущее знают, да?

Каспер обернулся к Элисон. Он казался совсем юным, но глаза выдавали прожитые годы.