Это был обычный московский двор. Темный – по причине позднего часа, влажный – по причине прошедшего недавно дождя, и довольно тесный – по причине того, что находился почти в центре Москвы, а здесь особо не разгуляешься – каждый метр земли на весь золота.
Плетнев вспомнил двор своего родного дома, двор, в котором прошло всё его детство, за сотни километров отсюда – большой, неухоженный, поросший сиренью и чахлой рябиной, с длинными рядами белья, вывешенного для просушки предприимчивыми жителями первых этажей. Двор, больше похожий на пустырь, чем на площадку для игр, и тем не менее оставшийся в памяти как лучшее место на земле. Плетнев вспомнил свой двор и улыбнулся.
– Чего вы улыбаетесь? – поинтересовался Митрохин с заднего сидения машины.
– Так, вспомнил кое-что.
Митрохин проворчал что-то невразумительное и снова уставился в окно автомобиля.
– Вон тот подъезд его. Угловой. Он как раз отсюда виден.
Дом был шикарный. Или, как нынче принято говорить, элитный. Эркеры, арки, изящные и просторные балконы, даже что-то вроде классических портиков на торцах здания. Несмотря на бросающуюся в глаза роскошь, всё это выглядело довольно безвкусно.
– Сейчас я ему позвоню и всё уточню, – сказал Митрохин доставая из кармана телефон.
– Алло, Иван Палыч? – забубнил он в трубку. – Да, Митрохин беспокоит… Нет-нет, всё остается в силе… Конечно… Нет, время и место остаются те же. Только постарайся не опаздывать, ладно?… Есть за тобой такой грешок, не спорь… Ладно… Хорошо. До встречи.
Митрохин убрал телефон и хрипло вздохнул.
– Ну, что там? – спросил Плетнев.
– Сейчас он выйдет, – угрюмо произнес Митрохин. – Он подтвердить встречу. Через полчаса в казино «Мемфис». Знаете, где это?
– Знаю.
– Я еду туда первым, а вы следите за ним… Вот его фото.
Плетнев взял снимок из толстых пальцем Митрохина и взглянул на него. С глянцевой фотографии на него глянуло худое, самодовольное и довольно добродушное лицо.
– На вид благообразный, – заметил Плетнев равнодушным голосом.
Митрохин сзади злобно хохотнул.
– Этот благообразный должен мне огромные деньги, – сказал он. Помолчал и добавил: – И ему проще прикончить меня, чем вернуть долг.
– Странно. В наше время так проблемы уже не решают, – заметил Плетнев.
– Решают, – веско возразил Митрохин. – Это всегда лучший способ. Всегда, везде и в любое время. А я… – Он сглотнул слюну. – Я больше не могу жить в страхе. И не хочу. Мы разрубим этот узел сегодня же.
Плетнев спрятал фотографию Симонова в карман и задумчиво проговорил:
– Если взрывное устройство при нем, мы можем вызвать наряд и взять его прямо сейчас. Это будет намного проще и безопасней, вам не кажется?
Говоря это, Плетнев вгляделся в темную глубину двора. Над подъездом горела лампочка, но сам двор был почти не освещен. «Довольно странно для элитных домов», – подумал Плетнев, еще больше мрачнея.
– Так как? – переспросил он. – Вызвать наряд?
– И дать ему два года, или сколько там у вас за хранение, а то и вообще отпустить? – Митрохин хрипло рассмеялся. – Ну, уж нет! Мы будем действовать наверняка. По-взрослому. Возьмите его с поличным, когда он будет крепить взрывчатку к моей машине. Я не хочу рисковать.
Плетнев глянул в зеркальце заднего обзора на толстую, потную физиономию Митрохина и спросил:
