Теперь она знала, что не одна здесь. Теперь она казалась себе лишь частью какого-то огромного живого существа, которое было там. Внизу.
Вскоре песок сменился горячим камнем. Но ногам не было жарко. Шелл будто стала единой с этим камнем.
Снизу скалы были еще больше похожи на зубы. Их было много, несколько рядов, как у морских хищных рыб. Они простирались вверх, вверх, вверх. Бесконечно. Они заслоняли солнце, небо и облака.
Весь мир скрылся в этой исполинской челюсти.
Возможно, когда-то это был дракон, и это останки его зубов. Возможно, какое-то другое древнее чудовище, уже позабытое, но все еще живущее в глубинах коллективной или генетической памяти хтоническим ужасом.
Она прошла дальше в скалы. Жар не усиливался. Где-то должен быть вход. Где-то обязательно должен быть вход в пещеру.
Почему-то она была уверена, что это пещера.
Камень под ногами пылал, и этот жар шел внутрь, от пальцев ног, по щиколоткам, икрам, коленям, бедрам, разливался в теле, в самом сердце, плавно перетекал в руки, до самых ладоней, до кончиков пальцев, и в голову, в мозг, во вместилище разума.
Ноги ее подкосились, и она осторожно села. Коснулась рукой камня. Теплого камня.
И вдруг поняла.
То, что издалека казалось зубами, на самом деле было гребнем. Лишь маленьким кусочком костяного гребня. Именно здесь голова выходила на поверхность моря.
Она нашла дракона.
ПАРАДОКС
– Needust saab murda, loobudes millestki väärsest, – медленно проговорил Айвин.
Аннабель кивнула. Она уже начала понимать его язык. Понемногу.
Он говорил о проклятьи.
По стеклам стучали капли дождя, и она никак не могла сосредоточиться.
Они сидели в библиотеке Эйрика у панорамного окна окруженные книгами, старыми и новыми: монографиями, художественной литературой, журналами, фолиантами, поэзией и биографиями. Особую страсть Эйрик питал к биографиям, а Аннабель – к черновикам. Айвин писал много черновиков, и ей нравилось в них разбираться, хотя порой это было и непросто.
Айвин сидел в кресле напротив, лицо скрыто книгой, только глаза видно. Периодически он ловил на себе взгляды Аннабель и улыбался.
– Kalli? – позвал он.
– А? – рассеянно ответила Аннабель и тут же смутилась.
Он называл ее этим словом. Тем словом, которое у его народа означает «любимый» или «любимая».
– Хочешь пойти поесть? – спросил Айвин.
– Давай подождем, пока дождь закончится? Осталось минут двадцать.
Он кивнул.
– Можно спросить?
– Конечно, – Аннабель кивнула.
– В резиденции Эйрика живет так много людей – художники, писатели, скульпторы, – задумчиво проговорил Айвин. – Это очень… странно. Они постоянно говорят. Спорят. Обсуждают. Сплетничают.
– Это наш эволюционный механизм, – ответила она. Айвин прищурился, склонив голову. – Когда-то мы жили небольшими группами и нам нужно было понимать, кому можно доверять, а кому нет. Кто обманывает, а кто ведет себя честно. Кто кому изменяет, а кто верен. Сейчас мы живем в больших городах, но внутри них мы собираемся в те же племена. Как десятки или сотни тысяч лет назад. И поэтому мы обсуждаем друг друга[6]. Аньесхеде – не такой большой, здесь все друг друга знают. Или почти все.
– Да, я бывал в городах-миллионниках, – кивнул Айвин. – Но даже сто тысяч – это – как бы сказать? – головокружительно много. Впрочем, то, что ты говоришь, звучит логично. Мы не живем большими группами. У нас нет городов. Мы душим друг друга своим присутствием и магией.
