– Тогда я завтра принесу тебе тысячи таких роз, – Захлёбываясь от радости заявил Октавиан-Флафий. – Мужчины никогда не смогут устоять, чтобы не казаться себе немножечко романтичными. По себе знаю!
Они обняли друг друга, чтобы дотащиться до места, где им окажут нужную заботу, зато это были действительно уже жалкие царапины против настоящей дружбы, которая зарождалась в их сердцах вот так внезапно после долгого времени ненужной вражды друг с другом. Что ж, такое вполне случается в жизни и довольно часто и их пример был тому доказательством.
Родители с ужасом смотрели на двух ободранных и побитых подростков, от чего Софианос готов был уже перейти к возмущению, однако ласковая рука Ливии тут же остановила его и увела из территории Тины к себе.
– Не трогай их. Ты же хотел, чтобы наши дети породнили наши семьи. Им понадобилось начать с войны, чтобы понять, что они могут мирно сосуществовать вместе. Это их собственный мир к пониманию.
Софианос приложился губами к руке женщины и с горестью произнёс: «Это то понимание, которого я бы мог найти в тебе, но не нашёл в своей собственной семье. Надеюсь, боги подарят это нашим детям».
– Полагаю, это уже произошло с ними. – Мудро заверила его женщина.
Дом губернатора города Клавдия напоминал скромное жилище мужчины давно живущего без женщины, такая себе берлога одинокого медведя, хотя по своему архитектурному замыслу она была просто-таки великолепна, но без лоска. Всё как то было обыденно, уныло и навевало тоску.
Он сидел в одном из внутренних двориков залитых солнцем в удобном кресле и дремал, как можно было подумать на первый взгляд. Этот высокий и худой человек лет шестидесяти с красивыми чертами лица, и седой аккуратной густой шевелюрой был похож на стареющего бога Юпитера, спустившегося с небес.
Его всегда белоснежная туника с позолоченной тесьмой и аккуратность в каждой детали всегда подчёркивала его высокий статус в обществе и заслуживала уважения даже в лице его врагов. А врагов у него было много, и он всегда был беспощаден к ним. Золотое правило «добивай врага своего» было у него в крови. На его красивом и всегда гладко выбритом лице не дрогнула бы ни одно морщинка, если бы речь шла о принятии правильного решения, всегда исходившего от головы, а не от сердца. Но если говорить о сердце, то он просто не знал где оно вообще существует в нём, или же оно было как отдельный элемент. То есть у них бы никогда не было бы возможности сосуществовать как единое целое.
Он наблюдал за всей территорией из полу закрытых век. Он уже был не молод и к тому же одинок. Тут было уместно дать ему ещё одно сравнение: старый, но ещё полон силы лев. Ещё не уставший потрепать попадающихся на его пути шакалов.
Это было его обычное поведение: наблюдать за обстановкой с видом задремавшего старика. И такое поведение вся прислуга знала очень хорошо. Он никогда не был с ними груб и жесток. Напротив, дом был полон покоя и тишины, но в этом доме всегда присутствовал невидимый страх. Тому была своя причина и таки весьма веская: 30 лет назад умерла трагической смертью его жена. Он очень любил её и боготворил, но в день несчастного случая каждый из служивших ему верой и правдой видели на его лице не что иное, как облегчение. Это никак не вязалось с его чувствами к ней. Смерть была ужасной: её нашли в саду у крошечного бассейна с двумя резвящимися купидонами: она лежала в огромной лужи крови с перерезанным горлом и венами на обеих руках.
