– Не сегодня, – отрезал он. – Выпивши – нельзя.
– Так я приду?
– Завтра, – разрешил он. – Второго. К вечеру.
Тут вышел Стёпка, заявил, что уже утро, он проснулся и намерен веселиться. И все стали веселиться.
Лидочка пришла второго после обеда.
– Ты сама это затеяла, – тихо сказал Николай Степанович Аннушке и велел им со Стёпкой на время удалиться – скажем, сходить на городскую ёлку, где умельцы выстроили необыкновенной красоты ледяной сказочный дворец. Сам же он переоделся во всё чёрное, повязал голову платком и взял в руки гадательные барабанчики. Барабанчики, на самом-то деле, были самые обыкновенные, хоть и обтянутые человеческой кожей. Ему просто нужно было чем-то занять руки, потому что руки в этом деле мешают больше всего.
– Фотокарточку принесли?
Лидочка дрожащими пальцами протянула цветной кодаковский снимок пятилетней примерно девочки с голубым бантом и в голубых трусиках. Девочка стояла на куче песка. Позади была какая-то вода и лес.
– Теперь сидите тихо…
Минут через десять всяческих вводных процедур Николай Степанович ушёл. Глаза его прищурились, лицо обмякло. Пальцы выбивали из барабанчиков неторопливую мягкую дробь.
– Крым, – сказал он.
– Нет, на даче, – поправила Лидочка.
– Я говорю, что сейчас она в Крыму, – пробормотал Николай Степанович. – Ялта? Нет… Севастополь? Евпатория? Да, пожалуй… Точно, Евпатория. Пионерский лагерь… когда-то был лагерь. Проволока… ах, как я не люблю проволоку… Ей там неплохо… пока. Дети. Другие. Много. Несколько. Чего-то боятся. Двухэтажный дом. Решётки и тёмные шторы, никогда не бывает света. Туда забирают. Старуха-гречанка. С усами… похожа на мамашу Макса… Так, что-то ещё. Кочегарка? Откуда взялась…
– Какого Макса[47]?
– Волошина… Да не перебивайте же, трудно… Уф-ф!.. – Николай Степанович отбросил барабанчики, они покатились, побрякивая, как игральные кости. – В общем, всё ясно. Она жива, пока здорова, живёт в Крыму, в бывшем пионерлагере имени Олега Кошевого. Сейчас там цыгане, похоже, организовали производство профессиональных нищих. Калек. Понимаете? Нужно торопиться. Милиция у них, думаю, куплена, да и не так дорого стоит купить хохляцкую милицию…
У Лидочки от страха отнялся язык.
– У вас есть мужчина, друг, спутник? Отец, брат?
Она помотала головой.
– Так… А отец девочки?
Она только рукой махнула.
– Интересно живёте, господа… Значит, будем делать по-другому. Вы завтра же летите в Москву. Деньги – вздор, деньги будут, об этом не думайте… и с билетами по нынешней дороговизне осложнений возникнуть не должно. Я вам дам один московский адрес. Зовут этого человека Коминт[48]. Иванович. Цыпко. В цирке его знают как Альберто Донателло. Передадите ему письмо, он всё устроит. На возраст его не обращайте внимания – человек чрезвычайно надёжный. Но – слушайтесь его, как Господа Бога. Скажет: землю рыть – ройте, и как можно глубже. Ну да он и сам всё хорошо объяснит. Он хорошо объясняет. Доходчиво… Дело это как раз по нему. В общем, господам евпаторийским цыганам я не завидую, равно как и милиционерам, если они к этому делу прикручены. Да не плачьте, Лидочка, бывают в жизни вещи пострашнее. Всё будет хорошо.
Но получилось всё очень нехорошо. Почему-то – неожиданно и без особых поводов – заблажило ехать в аэропорт и Аннушке со Стёпкой. «Нива» долго не заводилась, дорога обледенела, встречные водители и даже гаишники были сплошь пьяные. Судьба как бы ненавязчиво намекала на нежелательность всей затеи…
