Благодаря тому, что жизнь областного центра Гриня знал плохо, а принципов советской журналистики не знал вообще, его первая публикация произвела фурор. Витковский не понимал, о чём можно писать, а о чём нельзя, а потому написал правду. О некоем Валентине Смагине, «прихватизировавшем» к тому времени значительную часть городских магазинов. Как потом рассказывал Грине ставший впоследствии его другом Лёня Урицкий, когда он прочёл статью о Смагине, подумал, что жить автору осталось не больше недели. Потому что Валик Смагин был не кем иным, как Валиком Дреком, главным криминальным авторитетом города, отправившим в мир иной почти всех, кто ему мешал и сопротивлялся. Но Гриня об этом тогда не знал, как и его главный редактор. А Валик Дрек не тронул Витковского и газету только потому, что не мог понять, кто за ними стоит. Потому что и он, и другие считали: раз газета и журналист позволяют себе наезжать на такого человека, значит, за ними стоят ещё более мощные силы. А за Гриней на самом деле никто не стоял. Это был блеф. Но та первая публикация превратила Витковского в самого смелого и честного в городе журналиста. К нему стали обращаться за помощью люди со своими проблемами. А Гриня, используя свой журналистский дар, старался всем им помочь. И когда секретарши, хозяйки высоких приёмных, не говоря уже о низких, докладывали своим боссам, что их спрашивает журналист Витковский, то боссы если и не падали в обморок, то уж успокоительное принимали обязательно.
– Григорий Зельманович, вас тут две девушки спрашивают, – сообщила Грине секретарь редакции Маринка.
Надо сказать, девушек Витковский любил весьма и весьма. Несмотря на все свои честность, принципиальность и в целом имидж глубоко порядочного человека, Гриня никогда не упускал случая трахнуть понравившуюся ему особу. И делал это даже без особых домогательств. Так, по ходу дела. Денег за свою, всякий раз эффективную, работу с тех, кто к нему обращался, Витковский не брал, но, когда очередная симпатичная женщина спрашивала у него, чем она может отблагодарить его за помощь, отвечал открытым текстом. Дам, однако, ответ не шокировал, и, как правило, они ему в благодарности не отказывали.
Двумя девушками, ожидавшими Витковского, оказались мать и дочь, внешне похожие скорее на двух довольно миленьких сестричек не старше тридцати пяти лет.
– Господин Витковский, – начала та, которая дочка, – моя мама влезла в такую халепу, что только вы можете нам помочь. Мы знаем вас по вашим статьям. И верим, что вы не побоитесь поднять эту тему.
Девушка сделала небольшую паузу и продолжила:
– Я, вернее, мы… Да, мама, я правильно говорю? Так вот, мы хотим, чтобы вы вывели этих проходимцев на чистую воду.
– Я понимаю, – вступила в разговор мать, – денег, которые у нас выдурили, уже назад не вернуть, но хотя бы других предупредить. Может, милиция зашевелится. А то, куда мы ни обращались – в милицию, в прокуратуру…
– Все говорят: «Сами виноваты», – добавила дочь и запнулась.
– Милые дамы, я весь во внимании, – приветливо улыбнувшись, поддержал женщин Витковский, – продолжайте.
Как бы почувствовав подставленное плечо (а Гриня классно мог создавать такие ощущения!), дочь снова заговорила:
– Понимаете, Григорий… Простите, как вас по отчеству?
– Можно просто Григорий, – разрешил Витковский.
– В общем, ещё недавно мы жили очень хорошо: отец был серьёзным бизнесменом. Но четыре месяца назад его убили. Вы, наверное, слышали: Поляков Владимир Артёмович.
