– Так вы против кандидатуры Нимейна, ваше величество? – немного сникнув, осведомился секретарь. Ему на ум просто не приходили другие претенденты, удовлетворяющие столь высоким требованиям. Нет, хорошие воины и маги в королевстве были, но они отличались то вспыльчивостью, то тщеславием, то глупостью во всем, что не касалось оружия и заклинаний, то уж слишком большой родовитостью. Абернан, конечно, сейчас в таком состоянии, что запросто согласится и на единственного герцогского сына, но… Триану еще дорога была собственная шея. Герцог наверняка выяснит, кто подал идею, и тогда не поскупится на месть. С сильными мира сего надо быть осторожнее в словах и особенно – в поступках. Триан не получил бы свою должность в возрасте двадцати трех лет, если бы уже тогда этого не понимал.
Король для разнообразия задумчиво побарабанил пальцами по стоящему перед ним массивному столу, после чего сказал:
– Пусть будет майор. Давай бумагу, я сам напишу приказ. Готов даже отменить ссылку в качестве вознаграждения и ему, и этой… если Нимейн добьется успеха и продержится в должности посла не меньше трех месяцев. А мы за это время подготовим дипломата, знающего тариманский язык. Займись! Подбери провинциального барона или там виконта какого-нибудь из захолустья, в котором о кончине шести послов и их сопровождающих в Таримане и не слышали бы. Жду список из десяти смертников.
– Гвардейцев с послом до места назначения направлять?
– Не стоит, Триан. Я уверен, что тариманцам плевать на отсутствие полагающейся по статусу свиты. А двоих помощников, оставшихся в Тааримааде, – старательно проговорил удвоенные гласные в названии столицы Таримана король, – вполне хватит для выполнения мелких поручений. От лишних людей в этой дикой стране одни только лишние проблемы! А мне потом опять делать вид, что я их не замечаю, чтобы не сорвать подписания мирного договора, – поморщился Абернан.
Триан в очередной раз притворился, что пропустил откровения монарха мимо ушей. Он и сам прекрасно понимал, что Белавия сдает позиции Тариману, что даже гибель седьмого, а то и восьмого посла за неполные полгода не заставит его повелителя выдвинуть претензии или предъявить ультиматум. Опасно и невыгодно. Но все равно, ни в коем случае нельзя признаваться, что видишь слабость первого лица государства. Настанет момент, когда это могут припомнить. Нет, Абернан отнюдь не самодур, но бывают у него вспышки гнева, когда под горячую руку лучше не попадаться, да и мстителен он, если уж затаил обиду.
– Донесения Нимейна вы будете читать лично, как и от других послов этой страны, или попросить его писать на имя нашего министра внешней политики? – на всякий случай спросил секретарь, а заодно и тему сменил, чтобы не допустить новых откровений и признаний в слабости.
– Министру! – выпалил Абернан.
Но когда Триан поклонился и повернулся спиной, чтобы удалиться – была ему позволена подобная вольность, – послышался окрик:
– Нет, стой! Пусть оформляет донесения на тебя. Будешь зачитывать их мне и лишь тогда относить министру.
– Как прикажете, – повторно поклонился секретарь с невозмутимым выражением лица. Он понимал, что монарха и любопытство мучает, с одной стороны, и гордость душит, не позволяя наладить общение с попавшим в опалу графом. Ведь разрешить напрямую обращаться к себе – это не только привилегия, это уже первый шаг к смягчению отношений, первая ступенька на пути к прощению. И если бы на эту ступеньку шагнул сам майор… Но он даже в письме не принес извинения за то, что посмел перейти дорогу королю! Вот уже несколько лет живет себе спокойно в глуши, занимается унаследованными землями и хозяйством, воспитывает сына…
