– Я говорила вам быть осторожнее!.. Боже мой! Зачем нужно бороться со страхом, если это может стоить жизни?
Он не слушал ворчание Марии. Знакомый черный герб на бумаге заслонял собой все.
– Вы, конечно, уверены, что это мне?
– Простите, мсье Аппель.
Он отступил от пропасти на 58 см. Его немного трясло. Горничная боялась пошевелить протянутой рукой.
– Вы должны расписаться… что вы получили. Это обязательно, мсье Аппель.
После колебания он забрал у нее листок и, приложив его к запястью, расписался у головы имперского орла (12 см). Ниже было написано: «"Единая Империя" поздравляет вас с успешным призывом».
– Что это?
Голос у нее внезапно сел. Ей захотелось прочистить горло, но было как-то неловко. Апрель сгорбился, уменьшился разом, легкая неуверенность сменилась откровенным страхом. Показалось, что сейчас он потеряет сознание. Но Аппель сглотнул – она заметила, как шевельнулось у него в горле – и медленно убрал письмо в карман. Лицо его было румяно от ветра, а руки – вот они, эти руки, неестественно побелели.
– Конечно, ничего серьезного… – И Аппель заулыбался. Зубы его – она тоже заметила – были слишком белы. Неужели и зубам его было страшно?
– Значит, вас призывают…
Он опустил глаза и повторно сглотнул.
– Это фронт? Прямо на фронт?
– Я не знаю, конечно… Наверное, фронт. В любом случае, это не штаб.
– Вы… столько лет работали на партию… Неужели «Empire Today» за вас не заступится?
– О, я всю жизнь писал ужасные статьи, вы, конечно же, правы. Но… это мой шанс!
Боже, отчего мужчины не замечают, как нелепы они в попытках скрыть свои чувства?
Несколько раз – с перерывом – он улыбался, а после, поняв, что ее не обманешь, уставился в небо. Она давила в себе желание закричать: «Мне жаль, мне очень жаль, очень-очень, так жаль!». Но ей было неловко.
– Война – это…
– Что? – спросила она.
– Война – это страшно, конечно, – со странным оптимизмом заговорил Аппель. – Но должен же кто-то воевать… наш великий путь… нужно уметь собой жертвовать! Как вы считаете?
– Я, право, не знаю.
– У вас нет своего мнения?
– Я только женщина, – с усмешкой ответила она и взялась за ближайшую кисть. – А вы хотите, чтобы я высказывалась о политике и войне?
Аппель открыл рот, чтобы ей возразить – что за потребность у мужчин вечно спорить? – но тут слева пронзительно завизжали. Было похоже, что некто женского пола наткнулся в кустах на змею. Впрочем, поблизости змей не было, Мария не встречала тут ни одной. И все же она встала – пришлось отодвинуть картину – и зашагала в сторону протяжного визга. Но тот, кто кричал в ужасе, уже замолчал. Мария в нерешительности остановилась.
– Наверное, это маньяк, – весело сказал Аппель. Ему было приятно, что не он один нынче страдает.
– Не мелите чушь. Тут маньяки не водятся.
– Откуда вам знать?
– Оттуда, что я тут живу, – категорично сказала Мария, – поэтому мне лучше знать, водятся тут маньяки или нет.
– А, конечно, тогда это вражеский диверсант. Сейчас он будет прятаться, а ночью придет к нам и убьет нас во сне.
– Перестанете вы болтать чушь или нет?..
Заплакала женщина. Она бежала, спотыкаясь от слез и постанывая от боли в ногах. Мгновением позже из-за поворота показалась знакомая горничная – она неслась, путаясь в длинной юбке и распустив волосы, как пиратский флаг.
– Мадам Мария! Мадам Мария! Там, там…
Мария стояла, выпрямившись в недоумении. Горничная не приблизилась к ней, а встала в десяти метрах, как в страхе, что ее могут ударить.
