– А там не было ничего обо мне? – в шутку спросил он.
– Нет… но Катя обмолвилась как-то, что там было о другом человеке.
– И она в это… верит?
– Я не уверена. Возможно. Или же нет. Вам лучше спросить у нее.
Звучало сомнительно. Он не понимал, говорила ли Жаннетт искренне или же притворялась, чтобы вывести его и Катю к конфликту. Он, по ее мнению, должен был заревновать и спросить: «Веришь ли ты, что ты предназначена другому мужчине?». Ничего более нелепого в их образованный век спросить было нельзя.
И все же он спросил у Кати, воспользовавшись позже моментом:
– Скажи, ты веришь в судьбу?
Лоб ее нахмурился – вопрос ей не нравился.
– А почему ты спрашиваешь?
– Любопытно.
Она уставилась на него с подозрением.
– Нет, не верю, – резко сказала она.
– А Жаннетт сказала, что веришь.
– Ага, а Мария бы сказала, что это полная чушь! – Она зафыркала носом. – Я считаю, что всякий человек сам… этот… кузнец своего счастья. Легко все списывать на судьбу. Ты еще скажи, что у партийных тоже судьба и это их оправдывает.
Он рассмеялся; затем ему стало печально. Отчего-то теперь он жалел тетю Жаннетт. Должно быть, расчувствовался, узнав, как она спасла Катю два десятилетия назад.
– Твоя тетя очень больна?..
– Нет! – решительно ответила та. – Она притворяется. Не хочет отпускать меня в П. Считает, что я откажусь от замужества и отъезда, если она будет притворяться больной. А в действительности она сильнее меня.
Он не знал, хорошо это или плохо – что Жаннетт лишь притворяется. Неприятное чувство не исчезало. Жаннетт столько раз убегала, а сейчас – каково было бы умереть в В., новой колыбели партийной империи?
Другой ночью она по телефону говорила с Марией – та дозвонилась ей, ее слабый голос еле звучал в трубке.
– Мне очень одиноко сейчас. Мне плохо. Я хотела услышать твой голос. Мне страшно…
С аппаратом Катя пришла в кухню; не включая света, полезла за стаканом. У нее сушило горло.
– Сейчас половина первого, – напомнила она сестре.
– Мне нужно поговорить… очень, очень нужно поговорить!
– Ты беспокоишься… из-за того? Ну… что ты написала?.. Это был несчастный случай.
– Конечно, это несчастный случай! – воскликнула Мария. – Никто не виноват!
– И чего ты беспокоишься, если никто не виноват?
– Это невозможно! Слышишь? Катя?.. Дитер ни в чем не виноват, а они затаскали его по допросам. Представляешь, в каком он состоянии?
– Он… ну… это его жена, это… естественно.
Мария заплакала ей в ухо.
– Ну, не плачь! Чего ты плачешь?
– Я боюсь его потерять! Катя, если бы ты знала! Я не смогу! Я умру, если с ним что-то случится!
– Ничего с ним не случится, – грубовато уже ответила она.
– Ничего? Ничего? Они отрубят ему голову!
– Как? Зачем? За что?..
Мария громко жаловалась и местами всхлипывала. Со стаканом Катя расхаживала из угла к балкону, ей хотелось пить, но было как-то неудобно. Мысли у нее плыли, как у пьяной, но сонливость осталась в спальне, реальность была слишком четкой и оттого неприятной.
От короткого звонка – ей стало очень страшно. Стакан выпал и разбился.
– Катя, что это?
– Это… у меня руки дырявые, – еле слышно ответила она.
– Что? Я тебя не слышу!
– К нам пришли.
– Что?
– Прощай, Мари. Прощай.
– Какое «прощай»? Катя? Катя!..
На цыпочках она пробежала в прихожую – и снова, уже близ нее, позвонили, теперь резче и длиннее. Мгновение или два она постояла в нерешительности; потом, с приливом силы, рванула дверь на себя.
