Их было семнадцать.
Все без головы.
Он отрывал их и бросал в колодец в качестве подношения за каждую девушку? Или съел, чтобы сохранить в себе частицу преступления, как поступил с глазами брата Альбер Докен?
Ты заходишь слишком далеко. Придерживайся фактов. Элементарной логики.
Оставалась простая гипотеза.
Трофеи.
Каждая голова олицетворяла девушку. Он мог вспоминать каждую, заново переживать убийство. И при этом не рисковать: личные вещи жертв могли бы стать уликами. Даже будь он до сих пор жив, у него не нашли бы ничего, совсем ничего. Он не совершал подобных ошибок.
Впрочем, если хорошо поискать, можно было бы найти старую железную коробку с семнадцатью воробьиными черепами. И все. Но для него она имела огромное символическое значение. Поцарапанная коробка – военный трофей, самое ценное имущество, способное опьянить его на несколько часов.
Людивина распрямилась.
Нужно анализировать, опираясь только на факты.
На половых органах этих девушек обнаружена мужская ДНК. Одна и та же.
Ладно, он их насилует. Это мерзко, но не слишком оригинально. О чем это мне говорит?
О том, что он мудила гребаный, была первая мысль.
Людивина моргнула. Она, всегда такая уравновешенная, не привыкла поддаваться эмоциям. Сейчас она злилась. И это слабо сказано!
На мгновение ей захотелось подавить чувства, остаться холодным профессионалом, но она не стала терзать себя. Это мучительно, но полезно, ярость успокаивает. Помогает понять себя. Свою натуру. Девочка стала спортсменкой, боксером, метким стрелком, выдающимся следователем – и осталась человеком. Снова стала человеком. После долгого пребывания в пустоте, когда пыталась защитить себя. Одеться в броню. Замуроваться. После всего, что она пережила и вынесла, это не удивляло. Она наслаждалась самообретением, хотя эмоции стучали в виски и бились о стенки живота сильнее, чем ей бы хотелось.
Она скучала по Марку. Все бы отдала, чтобы прямо сейчас укрыться в его объятиях, подзарядиться, как аккумулятор, прежде чем вернуться. Скоро.
Людивина судорожно вздохнула.
Ладно, убийца – мудила гребаный. А дальше что?
Она обернулась.
Святилище. Затейливые ритуалы.
Он их насилует, это психическое отклонение. Прямо здесь? Возможно…
Людивина вспомнила вечерний разговор с Торранс. Эта пещера подобна полости матки. Символ мировой матрицы. И его матери.
Если он их насиловал, зачем тогда помещать в материнский символ? Бессмыслица какая-то… Если только… Инцест? Многие серийные убийцы прошли через это.
Им руководят девиантные сексуальные импульсы. Но он контролирует их. Наслаждается процессом, а не результатом. Этапы подготовки возбуждают так же сильно, как долгая прелюдия. Выбрать жертву. Следить за ней. Составить план. Фантазировать снова и снова, рассмотреть все возможные сценарии. Перейти к действиям. Захлебнуться адреналином. Контролировать жертву, доминировать, распоряжаться жизнью и смертью, испытать оргазм… И разочарование. Он не может воплотить мечту, которую вынашивал неделями. Несколько минут реального действия не могут соперничать с месяцами фантазирования. Фрустрация. Возвращение в воображаемый мир, к надеждам на лучшее, чтобы достичь наконец вершины. И начать заново. Снова, и снова, и снова…
Людивина стояла перед высохшим телом. Голова покоилась на камне, веки наполовину прикрывали темные глазницы.
Она судорожно сглотнула. Пристыдила себя за столь откровенные рассуждения в присутствии этих девушек. Подошла, села рядом на плоский камень и осторожно положила ладонь в перчатке на холодную мертвую руку.
