А мне вот не смешно.
– Ладно, Мот, пойду я, – отстегиваю ремень, – в субботу увидимся.
– Люблю тебя, малышка, – лезет за поцелуем, но неприятный осадок после нашего разговора не позволяет ответить ему.
Отстраняюсь и совсем неграциозно выпрыгиваю из тачки, на ходу бросая:
– Ага.
– Тохе привет передавай, – кричит в окно Свирский и заводит движок.
*Леотард – гимнастический купальник.
– Надеюсь, мы услышали друг друга, Владимир Архипович. И на будущее, внимательнее читайте договор. Моя юрисдикция закончилась тогда, когда гражданин следователь полностью прекратил уголовное дело в отношении вас, уважаемый Владимир Архипович, – поглядываю на своего стажера, сжимающего карандаш, и усмехаюсь. – А на счет компенсации потерпевшей стороне, мой вам совет – не поскупитесь и спите спокойно. Всего доброго, – нажимаю отбой и бросаю мобилу на стол.
«Гнида поганая, чтоб тебе до конца твоих дней по ночам снились кошмары», – проклинаю про себя эту паскуду и устало обхватываю голову.
– Вот сволочь, – Тимур вскакивает с кресла и остервенело жует нижнюю губу, чтобы, не дай Боже, ни ляпнуть то, что мне скорее всего не понравится. – Ему дело коротнули* вместо прошенной переквалификации, а он еще пальцы гнет, – сокрушается мой стажер. – Как у вас так получается, Константин Николаевич? – заглядывает мне в лицо, словно на нем подробно расписаны все ответы на мучащие его вопросы.
– Получается что?
Прекрасно знаю, о чем спрашивает Тимур, но хочу проверить степень его эмоциональной лабильности.
– Чтобы не послать его на хрен.
– Если я пошлю его на хрен, Тимур, ты останешься без работы, – растираю виски. Башка раскалывается до плавающих мушек в глазах.
– А вы? – выгибает бровь.
– А я найду другую.
Тимур цокает и невесело усмехается.
– Он же урод последний, – не унимается Кайманов и начинает мельтешить перед глазами, расхаживая по кабинету и нервируя меня еще сильнее.
– Урод, – подтверждаю, – который платит. А ты, – наставляю на него указательный палец, – потом ешь и одеваешься. Затем этот урод советует тебя, – снова указываю на него, – другому такому же, как он, уроду, и ты снова ешь, одеваешься и ведешь свою подружку в кино.
– Какой-то круговорот уродов в природе, – заключает Кайманов и плюхается обратно на свой стул.
– Такова наша работа, Тимур. Эмоциям в нашем деле – не место, ты должен это знать, как Конституцию Российской Федерации. Ты ведь понимал, куда шел работать? Или мне начинать подыскивать нового стажера, а ты сменишь специализацию?
– Понимал, – обреченно вздыхает Кайманов, переводя свое внимание на окно, из приоткрытой форточки которого, доносятся звуки адски приторной попсятины, что сводит зубы. – Но какой гнилой этот Буданов всё-таки. Закрысить аморалку** потерпевшему с такими-то бабками… – осуждающе качает головой.
Согласен.
Паскуда редкостная, но… хорошо оплачивающая и с большими подвязами, которые всегда могут пригодиться.
Смотрю на своего молодого стажера и понимаю, насколько он еще зеленый и не испорченный деньгами и жизненными подзатыльниками.
Вспоминаю себя…
Мой юношеский максимализм, горячность и прямолинейность суждений – вот так же, как у моего стажера, заставляли гнаться за правдой и справедливостью. Ты считаешь себя чертовым героем, способным спасти и защитить весь мир.
Ты так думаешь ровно до тех пор, пока до голой задницы не протираешь брюки, сидя государственным бесплатным назначенным адвокатом, защищая мелких наркушных гопников или хитрожопого мошенника, выманившего по телефону у старухи отложенную пенсию.
