– Ой, не защищай ее.
– Я не защищаю. Просто думаю, если было бы наоборот, и ты бы жила в той семье, наверняка тоже не смогла приезжать к Полине.
– Я бы сбежала, но навестила бы ее.
– Это ты так думаешь. Но живя там, в семье, ты бы думала по-другому.
– Откуда тебе знать, как бы я думала? Ты вон вся такая из себя красивая, в шмотках фирменных, любимая доченька небось, тебе не понять нас никогда!
– Не заводись, Скворцова! Слушай, ты первая, кто сделал мне комплимент.
– Да не ври?
– Честно, меня все называют там, где я живу, хыжая?
– Что это означает?
– Рыжая, просто неправильно выговаривают букву «р» и получается хыжая, да еще и Гулливером, фонарем и каланчой. Одним словом, кличек у меня как у собак, целая куча. А вот Тиной меня почти никто не называет.
– Вот у вас, благополучных, проблемы, обалдеть, – засмеялась она.
Когда Лида засмеялась, я увидела в ней искренность ее смеха, да такой заразительный, что тоже рассмеялась. Но не одна я заразилась ее смехом, поджидающие ее девчонки тоже стали смеяться и тихо подходить к нам. Так я подружилась со всем ее окружением.
Когда я уезжала, они все пришли меня провожать, прощались мы со слезами на глазах. Чувство потери тогда впервые ощутила я. Но мы не потерялись там, в аэропорту, я подарила свой телефон Скворцовой, а отец свой подарил Полине. Мама свой подарила Ольге, самой старшей из девочек. Нам было неловко что телефонов у нас всего оказалось три, а Лида рассмеялась и сказала:
– Да вы не переживайте, мы умеем делиться.
С тех пор мы не теряли связь между собою.
Лида и Полина, окончив школу, уехали с Охлабуйска в Оренбург, когда мы разговаривали по телефону, Лида, смеясь, говорила:
– Будем с Полинкой возрождать производство оренбургских платков, – и обе, смеясь часто добавляли: – А то платки в стране закончились, остались одни шапки.
Я тогда не знала о платках ничего. Мама мне рассказала об этих знаменитых платках. И когда Лида с Полиной говорили об платках, я думала, они говорят серьезно, что хотят именно заняться оренбургскими платками. Но потом они позвонили и сказали, что обе поступили в медицинское училище. В институт у них документы не приняли, там всюду блат нужен. Но зато они сразу же нашли себе практику, где будут дополнительно получать деньги к стипендии. Я была за них очень рада. Мама с отцом, когда могли, переводили им немного денег, для поддержки. И девчонки старались изо всех сил не подводить родителей, они хотели, чтобы ими тоже гордились. И отец мой, звоня им, часто говорил:
– Девчонки, мы с мамой гордимся вами.
А девчонки тоже никогда не забывали передать привет «папе Эдику, и маме Лизе», так они называли моих родителей. Всегда интересовались их самочувствием и спрашивали об их делах.
Совершеннолетие для меня было особенным днем. Мне казалось все двери мира теперь будут открыты для меня. И я могу без сопровождения кого-либо открыть любую дверь. Также я думала, это чувство было и у Лиды с Полиной.
На втором курсе у моих названных сестер Лиды и Полины с разницей в четыре дня исполнялось восемнадцать лет. Они с грустью в голосе говорили, что хотели бы, как и все дети мира, отметить день рождения в семье, но семья у них маленькая, их всего двое. Потом Полина с радостным возгласом произнесла:
– Представляешь, а Нина Яковлевна обещала к нам приехать на день рождения, если все будет хорошо.
– Да не сможет она приехать, – добавила Лида, – ты что, не знаешь, что в нашем доме вечно какие-нибудь проблемы, ее или не отпустят, или, как всегда, что-нибудь случиться.
