Вернувшись в реальность и рванувшись вперед, я подскочила к своей матери, что сейчас недвижно лежала на полу у стола. Аккуратно со слезами на глазах прижав к себе бедняжку, я стала оглядываться в попытке понять что же произошло. Разбитая фарфоровая пиала и разбросанный рядом салат явно говорили о том, что женщина пыталась приготовить еду, но в итоге потерпела неудачу в своем замысле.
Отодвинув осколки и аккуратно повернув испачканную кровью голову матери, я в срочном порядке сиганула за полотенцем и теплой водой, чтобы умыть бедняжку.
На лбу пострадавшей зияла приличная открытая рана и шишка. Похоже, она упала и сильно ударилась головой. Нужно срочно ей помочь!
Ответом на мои заботливые ухаживания стали долгожданные движения ее век, которые наконец-то открылись.
— Гретта, дочка... — Мариэль снова кашляла, только еще сильнее, чем раньше. Сразу после этих слов она обратила свой затуманенный недугом взор в сторону рассыпанной еды. — Ох, прости, я так хотела угостить тебя вкусным ужином, но...
— Ну его к драконам, этот ужин! Главное, что ты сейчас жива, а с недугами мы справимся! Только потерпи... — восклицала я, со слезами обнимая любимую кровь и всхлипывая от плача.
Женщина медленно залезла в карман фартука и тихонько положила мне в руку свой медальон. Все годы, сколько я себя помню, Мариэль носила его не снимая, а теперь она вот так просто отдает его мне?
Эмоции, что сейчас словно вихрь витали вокруг, рассказывали о том, как ей грустно видеть мою боль.
— Не горюй, моя малышка! Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не горевала попусту, — этот болезненный, содрогнувшийся кашлем голос еще сильнее распалял в груди отчаяние и страх.
Страх стремительно приближающейся потери...
— Мамочка, мое счастье — это ты! Больше ничего мне не надо! Только выздоравливай!
Ее дрожащая холодная рука прикоснулась к моей светлой щеке и стала пытаться вытирать некончаемые слезинки.
— Милая Гретта, запомни: я всегда буду рядом! Ты мое единственное и самое любимое сокровище! Не горюй и борись за свое счастье, пусть это и будет нелегко. С нетерпением я буду ждать того момента, когда ты исполнишь свои мечты и каждый день твои голубые, словно сапфиры, глаза будет озарять счастливая улыбка...
Еще раз болезненно кашлянув, Мариэль громко сглотнула последний глоток воздуха и закрыла глаза. Прохладная рука, что гладила мою щеку, обмякла и упала на застеленный старым ковром пол, а ветер стал легонько развевать взлохмаченные седые пряди.
Вскрикнув от отчаяния, я уткнулась носом в грудь любимой матери в надежде услышать заветный стук ее сердца, но ответом стала лишь тишина... Мои руки, крепко сжимающие родную кровь, сильно затряслись, а слезы полились ручьем.
На шум от моего громкого навзрыд крика сбежались соседи.
— Мама! Мариэль... Нет! Прошу, открой глаза! — причитала я, заливая слезами горя грудь не подающей признаков жизни матери. — Пожалуйста... Не покидай меня! Вернись!
Добрая женщина, что жила в доме справа от нас, тихонько подсела сзади и положила свою руку мне на плечо.
— Сочувствую вашей утрате, — ее переполненный скорбью голос ударил болью по моим ушам. — Только вот слезами вы горю уже не поможете. Это будет очень тяжело, но... Надо продолжать жить, вспоминая любимого человека добрым словом.
«Продолжать жить»? Как она себе это представляет? Мое сердце сейчас так болит, будто от него оторвали огромный такой кусок, превратили его в пыль и развеяли по ветру...
