– Иди скорей сюда! Так здорово!
Цыбин сбросил куртку и кроссовки и прошел в спальню. Широкая кровать была расстелена. Он усмехнулся, вспомнив шутку о «рояле в кустах», и начал раздеваться.
Анна стояла под душем, медленно водя по телу руками. Он залез в ванну, обнял ее сзади и поцеловал в затылок. Вода была очень горячей. Он отстранился и прижался спиной к холодному кафелю. Шум душа походил на шум дождя. Веки стали совсем тяжелыми.
– Цы-ы-ы-бин! – протянула Анна, не открывая глаз. – Отнеси меня в койку.
Он не ответил. Она обернулась.
Он стоял прислонившись к стене, вытянувшись и закрыв глаза.
«Густая белая метель…»
* * *
В метро ему снова стало гнусно и тоскливо. На «Пионерской» серая, пыхтящая человеческая река выдавливала себя через стеклянные двери и неслась под косыми дождевыми струями к уже и без того заполненным автобусным и трамвайным остановкам, по пути омывая цивилизованные торговые павильоны и неорганизованных бабушек с жалобными лицами, сжимавших в одной руке колбасу, а в другой средство от тараканов. На «пятнашку», занятую перед уходом из «Василисы» у неожиданно появившегося Ледогорова, Антон купил бутылку «Балтики», которую посасывал, стоя на тротуаре. Пиво тяжелыми комками падало в желудок. Слегка тошнило. Кружилась голова. Охватывала слабость.
«Надо было все-таки закусывать, – думал он, – и последний стакан, как всегда, был лишним».
В автобусе удалось пробраться к заднему стеклу. Прижавшись к нему лбом и ощущая спасительный холод, он считал остановки. Медленно и мучительно переваливаясь по выбоинам на асфальте, «Икарус» переползал от одной точки назначения к другой. Сзади немыслимо давили люди. Какой-то мужик в очках и зимней шапке постоянно бил по уху своим брезентовым рюкзаком. Чуть-чуть перекрываемые гулом двигателя, плыли голоса.
– Сорок минут сесть не могла…
– Пришлось сдать вполцены…
– Наши-то вчера опять, позорники…
В глазах стремительно темнело. Вязкая струя поднималась из желудка по пищеводу вверх. Дышать было уже практически нечем.
– Остановка «Голубой универсам»…
«Здорово, – подумал Антон, – скоро будут объявлять остановки: “Глубокая лужа” или “Пивной гадюшник”».
Терпеть он больше не мог.
– Осторожно, молодой человек!
Он оттолкнул ненавистный рюкзак, оттеснил даму в допотопном пальто, с трудом не задел примостившегося на ступеньках малыша в комбинезоне.
– Здесь же дети!
Двери закрылись за спиной. Его вывернуло сразу за остановкой. Солянкой и желчью. Потом еще раз.
– Гос-споди! Кругом свиньи!
– Тихо, Верочка! Услышит ведь. Идемте скорей.
Стало легче. Антон выпрямился. Ветер и дождь били в лицо. Чавкала грязь под ногами удаляющихся в темноту прохожих. До дома оставались две остановки. Он закурил и пошел по асфальту, старательно обходя лужи. Искры с папиросы, шипя, летели по ветру.
* * *
Паша уже давно спал. Закутавшись в белый пуховый платок, Оля сидела на кухне перед, как всегда, красиво сервированным столом. Она читала. На экране маленького телевизора без звука кривлялась, изображая девочку, пятидесятилетняя певица Анна Разина.
– Але, я уже дома, – негромко сказал Антон из коридора, – ребенка украдут, а ты не услышишь.
Оля, вздрогнув, подняла глаза:
– Господи, Антоша! Наконец-то! Я уже передергалась. Читать села, чтобы отвлечься. Тебя все нет и нет.
Она вскочила и подошла к нему. На секунду замялась, почувствовав запах перегара, затем обняла.
– Почему не позвонил? Работал?
