Я не знаю почему они выбросили аварийный буй, я даже не знаю кому принадлежит подлодка и страшно за тех, кто ждет помощи там, внизу. Но еще страшнее мысль, что это лишь начало длинной цепочки будущих событий. И спустя пару мгновений я получаю подтверждение. Прямо на моих глазах вся электроника гаснет, двигатели, судя по стихающему шуму, переходят в пониженный режим работы и мой флаер начинает терять высоту. Чтобы не глотать воду в океане вместе с моими дронами я рву предохранительную скобу и дергаю за сброс. Короткое стаккато пиропатронов, сбрасывающих когда-то дорогостоящее, но уже бесполезное оборудование в море. Вместо привычных дисплеев, передо мной просто кусок бронестекла – обзорное окно и примитивный штурвал ручного управления. «Примитивный – не значит плохой», – с этими мыслями я тяну на себя штурвал и двигатели заходятся в реве, останавливая мое падение. Еще пару секунд – и флаер, разворачиваясь, летит к берегу. Я перехожу на сверхзвук, что прямо запрещено всеми инструкциями. Я не знаю, есть ли позади меня след ядерного удара, или это только последствия электромагнитного оружия. Все это не важно. У меня в голове только одна мысль: семья.
Вторая моя драгоценность – это рассказ. Мой дедушка, передал его кому-то, этот кто-то – взрослому из Центра и уже после этого он достался мне в наследство. Этот рассказ передавался невзначай, может за барной стойкой между второй и третьей бутылкой пива. Может быть на вечеринке, когда не нашлось что еще рассказать. А может в близкой дружеской беседе где каждое слово – от сердца – и поэтому ценится очень высоко. Никто в том мире – до Конфликта – не придавал особой ценности рассказам. Их было больше чем людей в том мире и всегда можно было рассказать что-то еще. Когда он дошел до меня, я поняла две вещи. Первая – что я не знаю, какой был рассказ в начале. Человеческая память избирательна. Рассказчики невольно приукрашают одни детали и опускали другие. И второе: что все это не важно. Что этот рассказ о моих родителях – одна из самых важных вещей, что у меня есть. Если рассказ, конечно, можно назвать вещью.
Рассказ начинается с придорожного бара. Где-то в таких же горах, в каких стоит наша Обитель, мои родители решили остановиться в придорожном баре. Он был небольшой: десяток грубо сколоченных столов со стульями, пара электрических ламп. Почему они вообще там оказались – Люди С Орбиты? Только живя наверху, прикасаясь головой к ионосфере, можно понять тягу к простому, человеческому быту, не связанному с электроникой, сетями, космосом. К миру, в котором не говорят об орбитальном маневрировании, космическом излучении и эскалации напряженности. Где просто живут. И они взяли меня туда с собой, чтобы показать это. Потому что мы были семьей. Может быть именно это мне нравится в рассказе больше всего?
Костюмы, которые обычно одевают на орбитальных станциях, медленно мерцают в полумраке бара. Один из них вернулся с Орбиты, другому только предстояло туда полететь. Они не оставляли меня одну и честно делили тягу к космосу с любовью ко мне. Они ждали, когда я подрасту и смогу однажды полететь с ними туда, где небо непроглядно-черное, где звезды не мерцают, а колют глаза, а Солнце – ослепительно яркое. А в небольшие промежутки между вахтами мама и папа были со мной и мы путешествовали. В тот раз мне было три или четыре года. Я, возможно, даже смутно помню, как сидела на деревянной скамейке в баре. Или я это уже придумала себе? Не важно.
