Теперь оставалось разобраться с Павлом Егоровичем Воробьевым. Павлу Егоровичу было двадцать семь лет, его папа занимал крупную должность в местном муниципалитете и потому, имея хорошую руку во власти, предпринимательский талант молодого человека весьма процветал. Как и большинство успешных людей, Павел Егорвич презирал тех, кто в жизни не хватал звезд с неба.
Бальтазар Неверро стремительно вошел в кабинет и направился к столу президента фирмы «Лендхауз» Воробьеву.
– Крякин, – злорадно протянул Воробьев при виде подчиненного, – наконец-то вы соизволили явиться на…
– Я ухожу от вас. Сам, – резко оборвал его Неверро.
– Прекрасно, где же ваше заявление, и учтите…
Неизвестный еще Павлу Егоровичу Крякин вдруг схватил начальника за нарядный от Гучи галстук и с силой рванул его вниз так, что дыхание в горле начальника перехватило.
– Вы…, – просипел он, пытаясь ослабить узел.
– Вот мое заявление, – скомкав какой-то документ со стола, Неверро ловко запихнул его в хватающий воздух рот Воробьева. А после этого вылил на голову Павла Егоровича из рядом стоящей чашки горячий кофе.
– Увле…нда. Пртсооо…ооо…, – от возмущения и боли Павел Егорович не смог сразу сообразить, что во рту у него застрял ком бумаги, и продолжал нечленораздельно посылать проклятия в адрес негодяя. Но Неверро уже покинул кабинет.
– Кофе Павлу Егоровичу, такое, как любил австрийский император Максимилиан, – рявкнул Неверро на Снежану, слабо опиравшуюся о край стола в приемной. При виде его она тихо выдохнула и снова пала под ноги Неверро.
Он перешагнул через распластавшуюся на линолеуме девушку и покинул офис, как покидают победители разоренный город. Теперь с прошлым Василия Крякина было порвано раз и навсегда.
Выходя из здания, Бальтазар Неверро увидел свое отражение в стеклах входной двери: тихий, скромный, невысокий, с грязно-серыми волосами – образ понурого неудачника и осла. Мимолетного взгляда, брошенного на своего двойника в стекле, хватило, чтобы понять все. То, что Крякин одевался невыразительно, Бальтазар Неверро понял еще утром. И теперь до него дошло, что многие его начинания не смогут иметь удачного окончания. У внешности Крякина не было блеска и шика Бальтазара Неверро, а это составляло половину успеха в делах. Чтобы навести нужный лоск, необходимы были крупная жемчужина в ухе, тонкие усики, перстень с алмазом на мизинце и шикарный алый камзол, шитый золотом. Он осознавал, что вряд ли обладает нужными средствами для должного блеска, но оставаться в китайской куртке с оттопыренными карманами, в джинсах с пузырящимися коленями он больше не мог. На вещевом рынке он купил черный берет. Головной убор дополнил темный макинтош, выторгованный у пенсионерки, распродававшей, как та словоохотливо пояснила, вещи своего покойного мужа. Макинтош усопшего супруга выглядел самым достойным из того, что нашел наш герой среди сваленного на прилавках и в контейнерах барахла. Теперь, чтобы почувствовать себя в своей тарелке, не хватало только шпаги, но купить этот необходимый предмет гардероба и самообороны в городе было невозможно.
На все имеющиеся деньги, раздобытые в квартире Крякина, словно в остром приступе мотовства, Бальтазар Неверро стал приобретать цветы. Их было целое море: желтых, алых, белых, трепещущих на холодном осеннем ветру и благоухающих нежностью не наступившей весны. Но Бальтазар, не замечая трепетности и хрупкости этих созданий, рвал и душил их своими руками, отрывал бутоны цветков, точно головы обреченных на казнь. Он ходил по городу от цветочного павильона к павильону, выискивал цветочников у городского загса и у входа в парк. Потом деньги кончились, а цветы нет. Жители этого небольшого городка, как оказалось, пылали большой любовью к прекрасному, быть может, оттого, что жизнь их самих не изобиловала яркими пятнами и событиями.
