Потустраничье - страница 22



Но другая часть меня противилась: «Ты что! Это же Саня, друг детства! И вы уже столько времени переписываетесь! Он к тебе из Волгограда приехал!»

Да, вот только поезда из Волгограда сегодня нет…

Я с трудом оторвала взгляд от своих сомкнутых рук и посмотрела на Сашу, который стоял спиной ко мне и резал хлеб на деревянной доске. Нарезал батон тонкими-тонкими ломтиками, по два миллиметра толщиной. Медленно и размеренно, словно машина, выполняющая приказ. Пальцы левой руки отодвигались от ножа, пока хватало места, а потом отодвигать их стало некуда – и нож принялся кромсать хлеб вместе с пальцами. Сквозь разрезы сочилась тьма вместо крови. Сгустки черноты падали на доску, на стол, на пол, а Саня продолжал водить ножом, будто ничего не происходит.

– Ааааа! – закричала я.

Больше ничего не помню. Очнулась, лежа на полу. В кухне стоял сладкий запах пирожков с повидлом. Батон нарезан аккуратными кусочками. Я вскочила на ноги, бросилась в комнату, потом в прихожую.

– Саша! Саша!

Никого. В прихожей пусто: ни сумки, ни обуви. Я вспомнила: когда он входил, от ботинок остались на ковре маленькие комочки грязи. Сейчас их не было.

Я схожу с ума. Вот единственное объяснение всему происходящему. Не было никакого Сани, ни сейчас, ни в детстве.

Я долго сидела в кресле, раскачиваясь и вцепившись пальцами в колени. Потом медленно-медленно, шаг за шагом переползла ближе к ноутбуку и включила его. Первой мыслью было написать Саше в ВКонтакте, но я поскорее отбросила эту дикую идею.

Документ! Мне нужен был документ! Ворд загружался дольше, чем обычно, и я уже почти уверилась в том, что и листок дневника исчез бесследно, но экран моргнул и загрузил те самые несколько абзацев. «…выходишь во двор, а там никто не ждёт», – выхватил взгляд. Я остановилась в прошлый раз на этом самом месте, и сейчас почувствовала лёгкий укол разочарования: новых строк не добавилось. А чего я, интересно, ждала? Что кто-то в моё отсутствие продолжит за меня мой дневник? Теперь это всё меньше походило на шутку из сети. История приобретала всё более жуткую окраску.

Хотя всё могло объяснить моё безумие. Я засмеялась, потом всхлипнула. Положила руки на клавиатуру.

«Смерть моей мамы четыре года назад окончательно меня подкосила. Она всегда была моей опорой, а на кого мне опереться теперь? Мама понимала меня с полуслова. Поговоришь с ней, и любая тревога рассеивается…»

Мама. Как я скучаю. Как бы хотела хоть ещё один раз увидеть тебя…

Подняла лицо, чтобы удержать слёзы. Детская привычка навсегда осталась со мной: когда-то мне казалось, что, если задрать голову, слёзы затекут обратно. В любом случае, это помогало сдерживаться.

А когда вновь посмотрела на экран, поняла, что привычный мир рухнул. Прямо на моих глазах по белому листу бежали строчки.

«Хорошо, что смерть – относительное понятие. Что такое смерть, как не глупая привычка считать окружающую действительность тем, что можно измерить, посчитать и наклеить ярлыки. Небо синее, трава зелёная. Логика и простота. Ряд натуральных чисел начинается с единицы. Может быть, на самом деле небо синее лишь потому, что большинство людей хочет видеть его синим? А чего хочешь ты?»

«Чего бы ты хотела?» – спросил меня Саня.

Нет, не Саня. Нет никакого Сани. Только чернота.

Курсор на мгновение замер, а потом слова стали появляться ещё быстрее. Я едва успевала читать.

«Ко мне сегодня приедет мама, ведь я этого так сильно желаю. Мы напьёмся чаю и наедимся до отвала сладких пирожков. Ведь это она меня учила их печь в детстве. Помню, как мы обе стояли по уши в муке и смеялись. Мы обнимемся, и я поплачу у неё на плече…»