Без разговоров она поторопилась в зал, обняла Сережу и угостила шоколадным яйцом, а потом поспешила в кухню. Шла за ней, присматриваясь, чувствуя, что что-то не так. Отмечая, что она сама не своя, старается не смотреть на меня, поэтому поинтересовалась:
– Надь, что с тобой?
Она только покачала головой, не желая рассказывать. Прямым ходом направилась к плите, на которой стояла кастрюля, спрашивая меня:
– Как вы?
– Лечимся. И все же на тебе лица нет. Что случилось?
Сев за стол, после того как поставила свою тарелку с супом, подруга начала есть, а я продолжила свой ужин. Мы некоторое время молчали, наслаждаясь горячим супчиком, возвращающим здоровье.
– Вчера Егор, – начала она, – познакомил со своими друзьями, – возникла пауза, и она просто задумчиво глядела в одну точку, а потом вздохнула и продолжила: – Вечером, когда все ушли, он заявил мне, что я вела себя ужасно, и ему было стыдно. Попросил в следующий раз вести себя как положено скромной девушке, а не вульгарной особе, желающей снять мужика на ночь.
Нахмурилась, даже не представляя ее такой, кого угодно только не ее, и поинтересовалась:
– И что ты такого сделала?
Она прожевала мясо и спокойно ответила:
– Ничего. Совершенно ничего. Общалась, как обычно. Интересуясь у одного работой, у другого ребенком, чтобы поддержать беседу. Мирные обсуждения, даже скромные. Но что поделать, если они без своих пар пришли?! Мы просто общались. И, оказалось, я до неприличия любопытна и должна сидеть в кухне, а не вместе с ними, чтобы показать, насколько скромна.
– У него проблемы с доверием? – вырвалось у меня.
– Не знаю, – чуть не со стоном проговорила Кротова. – Я не понимаю Егора. Совсем! У него странные понятия. Знаешь, я уже не могу терпеть, честно, да и он… постоянно всем недоволен. Такое ощущение, что я худшая невеста на планете.
– И… – не зная, как сказать, чтобы не оскорбить ее молодого человека, предположила: – Петрушин, наверное, негодует, что мы живем в твоей квартире?
– Не говори глупостей, – махнула Надежда рукой, поднимаясь, забирая грязные тарелки и складывая в раковину. Открыв кран, промывая губкой, буркнула: – Не накручивай, на это я даже не обращаю внимания.
– А зачем он тебе нужен? – вдруг спросила, и стало неудобно, что вмешиваюсь. Но ведь она моя единственная подруга. Мне хотелось ей счастья.
– Мне? Не знаю… Раньше я считала его самым лучшим. А вот теперь мне хочется сбежать. Вчера вечером подумала, что все, с меня хватит, и начала собирать вещи. Он кинулся на колени, клялся, что такого больше не повторится, но я видела, что Егор даже не понимал, в чем не прав, а потом позвонил своей маме. Елена Геннадьевна мне нравится. Хорошая женщина. Она прибежала через десять минут и умоляла дать ее сыну шанс. Говорила что он хороший, только вот после трагической смерти родного отца стал замкнутый и у него порой проскальзывают неприятные замашки идеалиста и он всем недоволен. Особенно когда волнуется. А ведь сейчас стали жить вместе и это стресс.
Даже сказать было нечего. Надо же… как бывает. Тем временем подруга налила нам чай и достала из шкафа бисквитное печенье.
– Нельзя жить только потому, что тебя попросили, – тихо добавила, в полной уверенности, что права. Не понимала я таких просьб, видно, слишком жесткая.
– Знаю. Посмотрю, как пойдет дальше, а там уже буду решать, – тяжело вздохнув, проговорила она, а потом добавила: – Что все обо мне?! Расскажи, что нового?
