В карманах джинсов нашёл жвачку, обёртку с пластинки снял да и выбросил всё в унитаз – нефиг аппетит разжигать.
Отёр со штанин грязь, набрызганную Катькой, когда утром в школьный автобус садились. Тряпицу промыл под краном и, выкрутив, сложив конвертиком, сунул в карман жилетки. Подошёл к окну. Грядки пустовали.
Что, думал, расскажу о бегемоте. Где водится? В Африке. Чем питается? Водорослями, должно быть. Есть клыки, но не хищник, клыки – тупые. Такими, возможно, рыбёшку какую с водорослями перемалывает. Не охотник, точно. Ну, размножается, ясно чем – не икрой. В пруд загнал… бегемот в морской или пресной воде водится? «Морская корова»… так ещё называют бегемота, значит, водится в море… в устье рек впадающих в море, вот. А хитро я с прудом придумал: под водой у моего «любимца» не только ног, гениталий не будет видно. О! Вспомнил, ступни у бегемота слоновьи – с ногтями толстенными. Что ещё рассказать? Вот медведь – он лапу сосёт, а бегемот… ногти грызёт. Негусто, но по ходу ещё что вспомню… или придумаю. Или вот, Батыя спрошу, кто у него тигр – самец или самка, он, конечно, ответит, что мужского полу, тут я и отхохмарю. Письку своему «любимцу» он, наверняка, не приделал, вот я и уточню. Не окажется на месте письки, обзову тигра донжуаном в прошлом, потерявшим в брачных играх своё достоинство. А то – «Где водятся, чем питаются, как размножаются». Зоологичка улыбнётся. Я у неё зубы ещё не видел – такие же, наверное, лошадиные, как и лицо.
Далась мне эта Мэрилин недоделанная, возмутился я на себя, но, рисуя пальцем на стекле рожицы, до звонка думал об этой, – чего уж там, и на лицо, – красивой женщине. В школе, где учителя одни мужчины кроме неё и завуча, даже малышня «теряла голову»: на переменках, неуклюже показывая, что и им туда же надо, гурьбой провожала по коридору до двери учительской.
Ей неполных двадцать один год, общеобразовательную школу закончила за семь лет, пединститут за три года, но не это в ней восхитило, когда завуч представляла классу. Девчонок – великолепная юбка из красного мохера, в тяжёлую складку, длиной по щиколотки. И сегодня на ней эта юбка. Мальчишек – фигура. Прозвали Мэрилин Монро. Дали ей это прозвище знаменитой киноактрисы и все влюбились. Я в зооклассе садился в середине среднего ряда, она на «камчатку» от кафедры по ступенькам подымалась, не пялился на её ноги. Боялся, вызовет к доске, а тогда ведь вставать из-за парты надо, и идти к той доске – по проходу между рядами, навстречу взорам, отнюдь не в твои глаза уставленным. На каждом уроке возбуждался. Пацаны, курили на переменке, этим бахвалились, я же помалкивал, пока не заполучил Батыеву подколку:
– Часом не болен, Покрышкин? На зоологии у всех полная активация. Встают, как штыки. А что ж у тебя?
Плохиш смеялся:
– Да нормально у него всё. Брюки широкие и френч в день зоологии, почему, думаете, надевает? Может быть, у него болезнь Пейрони, потому стесняется.
Я бы потребовал сатисфакции, но не сделал этого. Вызов на разборку у «Полярника» отпадал по известной причине, а вызов на «благородную дуэль» по правилам требовалось обосновать, предъявить аргументы в пользу своей правоты. Я рассудительно предугадал действия по этому поводу Хизатуллина и Запрудного: потребовали бы на зоологии продемонстрировать открыто насколько я прав. К тому же я не знал что за недуг такой – болезнь Пейрони.
