Не отвечая ни слова, Димитрий пошел за ним в сени и на лестницу. Некомат отворил дверь. Они вошли в девичий терем. Здесь сидела подле окна дочь Некомата с своею нянею. Она встала и почтительно поклонилась отцу и гостю.
«Няня! Поди и принеси нам хорошего меду! – сказал Некомат. – Хочу выпить с нищим братом моим из любимой золотой чары. Тебе не впервые угощать у меня нищую братию!»
Няня вышла. Несколько минут все молчали. Некомат как будто ожидал, пока няня сойдет с терема.
«Дочь моя ненаглядная! – сказал тогда Некомат, – помнишь ли ты жениха своего?»
Девушка вздохнула и не знала, что сказать.
– Ах, батюшка… – прошептала она, запинаясь.
«Жениха твоего, боярина Димитрия? Отвечай мне, Ксения!»
Слезы навернулись на глазах Ксении и покатились по лицу ее. Кисейным рукавом своим отерла она их и промолвила:
– Батюшка! все забыто, кажется – все… и давно…
«Нет! Я не забыл…»
– И где теперь мой жених! В какой стороне скитается он…
«Он здесь, Ксения! Посмотри – вот он, твой суженый!»
– Ах! – вскричала Ксения, и ноги ее подломились – она, как полотно, побледнела.
«Боярин Димитрий! Разве ты не хочешь открыть ей своей тайны? Видишь ли теперь, что я не изменник, что я не зла желал тебе, что родное дитя мое я не отнимаю у тебя, не отнимаю того, что мне всего дороже…»
– Некомат! – вскричал Димитрий, – вижу все и обнимаю тебя, как друга и отца! Ксения! Димитрий опять с тобою!
Ксения плакала навзрыд.
– Я не понимаю тебя, Некомат, – сказал печально Димитрий, – не понимаю, что ты делаешь со мною и чего ты хочешь, обновляя то, что я хотел, что я старался забыть!
Некомат улыбнулся: «Поцелуй свою невесту, свою суженую, а потом я расскажу тебе все. Некомат, поверь, не дремал в то время, когда не спала злоба врагов Симеона».
Димитрий обнял трепещущую Ксению и напечатлел поцелуй на губах ее.
– Ты не узнала меня? – спрашивал он. – Ты видела меня в наряде боярина, а теперь я нищий – поддельная борода и рубища представляют тебе старика дряхлого. Не кручинься, душа моя, – узнай меня опять!
«Сердце мое не забывало тебя!» – шептала ему Ксения.
– Но вот идет няня! – сказал торопливо Некомат, – она не ведает нашей тайны. Пойдем, Димитрий, пойдем! – Он вырвал руку его из рук дочери и повлек его за собою.
Они опять сошли в Некоматову светлицу. Как изумился Димитрий, увидя накрытый стол, блиставший серебряною посудою, и, когда два человека, сидевшие на передней лавке, встали, узнавши в них Александра Поле и Белевута, бояр московских.
Дружески подошли к нему бояре и приветствовали его ласково.
– Добро пожаловать, боярин Димитрий! – говорил Поле, обнимая Димитрия. – Юный годами, ты равен мне саном и подвигами! Мы не видались с тобою с самой Куликовской битвы. Тогда еще я заметил тебя в рядах воинов суздальских. Вот как теперь ты закутался, что тебя и не узнаешь! Да все равно: боярская кровь течет и под рубищем.
Димитрий не понимал, что значит все им виденное и слышанное. Он пробормотал несколько слов и остановился.
«Чара меду развяжет уста его, – сказал Некомат и налил четыре огромные стопы из оловянного жбана. – Да здравствует князь Василий Димитриевич Московский, племянник и друг князя Симеона!» – воскликнул Некомат.
– Да здравствует! – повторили московские бояре. Димитрий взял стопу; все разом чокнулись, и разом все стопы были осушены, «Куда он запропастился? Где девался? Вот уж загорается заря на востоке – не сделалось ли с ним беды какой? Избави нас, Господи!» – так говорил сам с собою человек, бродивший по берегу Волги и беспокойно глядевший во все стороны.
