– Я не домой, – Катя остановилась, – спасибо, что… Что забрала меня.
– А куда ты? – я пропустила вторую фразу мимо ушей.
– В художественную школу.
– Рисуешь?
– Немного, – Катя застеснялась, а мои губы наконец дрогнули в улыбке.
– Пойдем, прогуляюсь с тобой, –я сделала несколько шагов, и поняла, что Катя в раздумьях, – что это было?
– Это была школа, – заключила Катя и я потряслась до глубины души. Двенадцатилетний ребенок понимал о школе если не все, то многое.
– И за что же они с тобой так?
– Я не помогла им с контрольной работой, – Катя пожала плечами, будто это было нормальной ситуацией.
– А должна?
– Может и не должна, но раньше помогала.
Я промолчала, ведь не мне учить ребенка простым истинам, которые и взрослые-то не все понимают, а подростки и подавно.
– Но ведь ты больше не будешь им помогать? Раз уж они обращаются с тобой так жестоко? – я с надеждой посмотрела на нее.
Она кивнула, но, кажется, мы оба понимали, что все эти разговоры лишь до следующего домашнего задания или контрольной, на которой вполне себе спокойная Катя снова даст этой троице списать.
Мы долго шли вдоль центральной улицы, разглядывая витрины магазинов, в которые никогда не заходили, потому что были вынуждены любоваться этой красотой только снаружи, ведь денег на дорогие духи или сапоги у нас не было. Зато у нас была приятная беседа и искренний смех, заставлявший редких прохожих оглядываться. И с каждом годом я почему-то понимала, что это важнее, уметь общаться с кем угодно и не боятся пошутить в новой компании. Сейчас подростки все реже обладают такими навыками, и представляя следующее поколение молодых людей, мне почему-то казалось, что мы – последнее поколение, которое умело улыбаться. Знаете, не для фотографии, снятую специально для фотоленты в очередной соцсети, а просто так.
Просто потому что на улице тепло, а душа – поет.
Когда я видела подростков в толстовках, наушниках, я все чаще начинала понимать, что мое поколение было последним, чьи фотографии были сделаны не на телефон. Мое поколение последнее, чей веселый смех прорывался сквозь призму пленочного фотоаппарата, умеющего дышать, жить и чувствовать, а не сквозь маленькое окошко смартфона, не умеющего ни дышать, ни жить, ни чувствовать.
Но общаясь с Катей мне хотелось верить, что я, конечно, ошибаюсь.
– Мы пришли, – заключила она, остановившись у трехэтажного здания.
– Ого, у вас ремонт? – я посмотрела на стены, имевшие теперь сливовый цвет, хотя раньше здание было светло–сиреневого цвета.
– Ты здесь училась! – воскликнула Катя и я смущено улыбнулась. Я действительно все детство ходила сюда три раза в неделю и пыталась стать художником. Вот именно, что пыталась.
Я изо всех сил хотела стать художником, а не рисовать.
Я хотела стать известным музыкантом, а не играть на гитаре.
Меня впечатляли только мечты о великом, а не сам процесс.
– Училась, – подтвердила и так очевидное я, – ну, пока.
– Спасибо, – Катя улыбнулась и пошла подниматься по ступенькам наверх.
А я смотрела на сутулую спину и понимала, что вряд ли в миг может закончиться то, что формировалось месяцами, если не годами.
Травля в школе – нормальное явление. Это явление не замечают учителя, игнорируют родители, а подростки получают власть над другими, может быть более слабыми подростками. Такие подростки считают себя умнее, сильнее и просто лучше, аргументируя это ровным счетом ничем.
