– Мысль в этом есть, но кого пошлём? Кто сможет пробраться и распространить правду? Да сам при этом не попасться? За какие награды? Говорят, что самозванец крут, за малейшую провинность жёстко карает, жизнь людишек не жалеет, – уточнил губернатор, досадно махнув рукой.
– Есть у нас каторжный один, пропащая душа, безмозговая голова, солдатскими прикладами все мозги выбиты, двадцатый год законы государевы нарушает. В оренбургском остроге сейчас, в оковах сидит под надзором, на вечные работы определён. Он сможет пробраться, а вы ему прощенье и хороших денег пообещаете! А там дальше видно будет, дать прощение, отдать деньги или нет.
– Кто таков? – вяло уточнил генерал.
– Каторжный и клеймёный, сиделец Афанасий Соколов по прозвищу Хлопуша. Бывший крестьянин Тверского уезда. Промышлял с шайкой в Москве, там был пойман, бит и отправлен в солдаты. С военной службы самовольно бежал, занимался конокрадством. Вновь был пойман, бит неоднократно кнутом, сослан на житьё в город Оренбург.
Тут женился, проживал в Бердской слободе, что недалече от Оренбурга. Пять лет назад опять попался на грабеже богатого местного татарина. После этого был опять бит кнутом, ноздри за преступления вырваны, на лице клеймёные знаки поставлены. Трижды бежал с сибирской каторги, из Тобольска.
Был пойман и опять бит кнутом. Сейчас приговорён к оренбургскому острогу навечно. Сын у него здесь прижит, в Бердской слободе. И жена там же проживает. Заложниками будут его усердия и верности слову.
Хлопуша окрестности города и дороги хорошо знает, не заблудится. Ему есть о чём думать, для кого стараться. Если не заслужит прощенья, то сгниёт в остроге. А ему уже почти шестьдесят лет, последний шанс ему Господь Бог даёт прощенье заработать. Думаем, он это оценит и перечить не будет, – наперебой заявили коллежские советники Мясоедов и Тимашев.
– Ну что же, есть в этом мысль! Готовьте письма и манифест. Сами его и научите, как и что делать. Если и пропадёт, то невелика потеря. А если и предаст нас, перейдёт на сторону бунтовщика, то польза от него самозванцу Пугачёву невелика. Дрянь и грязь, а не человечишка, вечный каторжник без судьбы и счастья. В шестьдесят лет какая от него польза? Изрезан, поломан жизнью и каторгой. На ладан, небось, дышит после стольких темниц и каторг. Сам потом посмотрю на него. Действуйте, одобряю! – устало ответил губернатор.
– Подготовим и вам доложим, – ответил коллежский советник Мясоедов.
– Всё исполним в лучшем виде и вам доложим, – ответил коллежский советник Тимашев.
– Да, вот что ещё. Если сможет, пусть подожжёт порох и пушки из полезного боя выведет, коней потравит. Если сделает, тогда не только прощение заслужит, но денежное вознаграждение хорошее получит. А если самого самозванца Емельку покалечит, отравит или убьёт, тогда денег втройне ему достанется, – добавил губернатор и махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена.
Оба чиновника поклонились и, довольные тем, что угодили начальству, вышли из кабинета. Высокомерно осмотрев адъютанта, гордо направились по домам. Им уже в мыслях представились награды и благоволения за столь удачную мысль по пресечению бунта и смуты.
