– Ваше любимое блюдо?
Голос, поза, выражение лица дознавателя остались прежними. Но я нутром почуял: формальная часть закончилась. Сэки-сан перешёл к главному.
3
«Кого вы любили больше?»
Отец промедлил с ответом – похоже, этого вопроса он не ожидал. Я испугался: неужели мать права?! Сейчас отца – нет, чужого человека! – кинутся вязать за сокрытие фуккацу, потащат в управу…
– Тунец, жареный в масле.
– Это все?
– Тунец с маринованным дайконом, васаби[8] и имбирём.
Я машинально кивнул: да, так и есть. Когда хватало денег, отец вечно гонял О-Сузу в харчевню за жареным тунцом – или требовал, чтобы мать жарила рыбу дома. Дайкон, васаби – я и сам любил острое.
– Верно, – одними губами выдохнула мать.
Кажется, ее подозрительность пошла на убыль.
– Он любит тунца! – подал голос Икэда. – И я тоже!
У стражника забурчало в животе. Я вспомнил, что с утра ничего не ел.
– У вас имеются родственники?
– Дядя, брат моего отца.
– Его имя?
– Шуджи.
– У него есть дети?
– Норайо и Аяка, мои двоюродные брат и сестра. Они живут в Нагасаки.
– Когда вы виделись в последний раз?
– Десять лет назад.
– Здесь?
– В Нагасаки. Мы с отцом приезжали к ним в гости.
– Ваши жена и сын были с вами?
– Нет, они остались дома.
Мой взгляд, словно заполошная белка по ветвям дерева, метался между отцом и господином Сэки. Я силился отследить малейшие изменения в лице отца, которые могли бы выдать его – или наоборот, подтвердить, что это по-прежнему он. В то же время я старался подмечать, за чем наблюдает дознаватель, искушённый в подобных делах – чтобы и самому обращать внимание на то же. В какой-то момент я уверился, что Сэки-сан отслеживает дыхание отца – и последовал примеру дознавателя. Однако отец дышал не чаще и не глубже, чем обычно. Потом мне показалось, что господин Сэки сосредоточился на руках подозреваемого:
«Напряжены? расслаблены? дрожат?! Беспокойно шевелятся?! Если неподвижны, то в каком положении замерли?»
Нет, руки – пустяки. Должно быть, он следит за отцовским лицом. Действительно ли отец спокоен и открыт? Или показная безмятежность даётся ему с трудом? А может, дознаватель больше прислушивается к голосу ответчика? К его интонациям?
Отец рассказывал: опытный стражник, задавая вопросы, легко отличит честного торговца от контрабандиста, паломника от мошенника, а путешественника – от беглого разбойника. Я надеялся вскоре тоже поступить на службу в городскую стражу – отец обещал похлопотать за меня перед начальством. Отец был на хорошем счету, ему должны пойти навстречу – особенно после соответствующего подношения. Как мне хотелось овладеть этим замечательным искусством – умением «читать людей»! Сейчас, когда решалась судьба нашей семьи, желание разгадать загадку сделалось настолько острым, что резало меня изнутри хуже, чем лезвие ножа.
А что, если…
Как на острый сук, я напоролся на сердитый взгляд дознавателя. Без сомнения, взгляд предназначался мне. В смущении я потупился. Неприлично так таращиться на чиновника при исполнении! Да и на собственного родителя тоже.
– Предоставляю слово свидетелям. Хитоми-сан, начнём с вас, как с заявительницы. Вам разрешается задать своему мужу три вопроса. Выбирайте такие, ответы на которые никто, кроме вас с ним, не знает. Подумайте хорошенько, прежде чем спрашивать.
Мать долго собиралась с мыслями – а скорее, с духом. Я постарался успокоить дыхание, как учил меня настоятель Иссэн, и замер, уподобясь господину Сэки. Вот уж кто умел сохранять полную невозмутимость! С моего виска на щёку поползла капля пота, неприятно щекоча кожу – точь-в-точь надоедливая муха. Очень хотелось её смахнуть, но я продолжал сидеть без движения.
