Она сделала несколько только ей понятных жестов, произнесла быстрым шёпотом:
– Помоги, повилика, победить это лихо! Одурмань, заворожи, ложное покажи.
Дальше всё происходило словно в кино.
Дверь сарая неслышно распахнулась. Из пелены дождя вышла Мария. Двигалась она будто призрак, да и не отличалась особо от него. Вода на её волосах и одежде блестела россыпью жемчужин. Сидящие за столом не шевельнулись. Не дожидаясь, когда похитители придут в себя, мать взяла со стола оружие и трижды хладнокровно выстрелила. После, не обращая внимания на всхлипывания дочери, вытерла рукоять пистолета платком и бросила его под стол.
«Свидетелей не было, – рассудила она, – а жалеть этих гадов никто не станет!»
Дальше подошла к дочери, прошептала над ней слова заклинания и когда та успокоилась, разрезала верёвки. Скомкав их, чтобы не оставлять даже намёка на присутствие дочери здесь, сунула в карман куртки, после обняла Веронику за талию и вывела вон.
Дочка переставляла ноги словно лунатик, безвольно двигалась рядом с матерью. Наверное, кто бы увидел со стороны, подумал, что она просто сильно устала. Но на улице никого не было, и мать с дочерью спокойно вошли к себе во двор.
Уложив Веронику спать, Мария снова вышла на улицу и, подняв руки к небу, громко заговорила. Она не переживала, что кто-то услышит. Ритуал нужно было закончить. А слова мог понять только посвящённый.
Наутро дождь прекратился. Вероника проснулась, радостно улыбнулась и спросила, что будет на завтрак.
– Каша! Ты же любишь пшённую? – Мать улыбалась ей в ответ, но сама тревожно приглядывалась. Беспокоилась. Однако ни к вечеру, ни на следующий день Ника ни разу не задумалась и не вспомнила о том, что произошло в старом сарае. Стало быть, заговор повилики сработал как надо!
***
Иван Денисович Серёдкин в тяжком раздумье сидел за столом. Перед глазами всё ещё стояла жуткая картина, но сожалений он не испытывал, как и облегчения, собственно, тоже. Он понимал, даже отомстив, всё равно не вернёт сына. Нет его больше. Никогда не войдёт в избу, не улыбнётся. И жена не вернётся! Надорвала сердце, горемычная, когда известие о смерти сына получила. Сам Иван тоже тогда еле как справился. После к участковому пошёл. Тот ему о передозировке и рассказал.
«Героин… – размышлял старый охотник. – Слово странное, будто от героя что-то. Но в чём героизм? Принять в кровь то, что убивает?»
Кто надоумил сына? Кто подсадил на эту гадость? Участковый головой качал да хмурился. То ли прикрывал кого, то ли реально в деревне никогда такой напасти не было. А недавно сосед у своего парнишки шприц нашёл. Вовремя поймал мальца, успел в реабилитационный центр отправить. Тогда Иван и решил: если не он, то кто же ещё остановит эту напасть? Вот только вычислить гадов никак не получалось. А тут… сами путь ему пересекли в тайге. Когда понял – они и есть героинщики – по следу пошёл, но что дальше делать, не знал. «Скрутить и сдать властям? А если откупятся? Уйдут и будут губить детей в другом месте».
«Нет, так не годится!» – решил Иван.
Как и предполагал, четвёрка пришла в посёлок. Понаблюдал за ними издалека. Те немного покрутились на крайней улице, потом зашли в сарайчик у дома Брагина. Хозяина не было, Серёдкин был в курсе. А вот откуда пришлые узнали?!
Как только в окне сарайчика появился тусклый свет, стало понятно – ночевать будут здесь. Дальше план созрел быстро. Иван отвёл коня к себе на двор, намеренно включил в доме свет, чтобы соседи могли видеть, а сам задками вернулся. Ночь выдалась дождливой, словно матушка природа ему помогать взялась! Серёдкин прочёл молитву, перекрестился и решительно вошёл в сарай.
