Поймать Большую Волну - страница 4



Все бы ничего, но Марк обожает ходить в белоснежной рубашке, а не в выгоревшей потасканной футболке. И к шортам он относится без восторга. Еще Марк любит изысканные французские костюмы, итальянские галстуки и немецкие туфли. Но в чем, в чем, а в туфлях в Индии не походишь. Через минуту они превращаются в колодки, а на пальцах образуются кровавые мозоли.

Все эти уличные представления на жаре с факирами и заклинателями змей среди раздавленных фруктов и коровьих лепешек также не вызывают восторгов. Хочется в прохладу, в глубокое кресло, в мягкий белый халат, и чтобы в холодильнике стояло холодное шампанское.

Но даже в самых шикарных индийских отелях с навороченными кондиционерами нет-нет да и пахнет откуда-то уличными экскрементами, запах которых ощущается повсюду, и для индийцев он естественен.

А что за кухня в Индии! Боже мой! Рис и несметное количество приправ. Что-либо мясное в такой жаре Марк есть опасается – сразу несварение желудка и боли в нижней части живота. Внутри тут же заводятся паразиты, от которых спасение только одно – джин, и его нужно пить целыми стаканами, причем с самого утра.

Однако в Индии, как нигде, можно действительно затеряться, если, конечно, забыть о заселении в пятизвездочный отель. Из виповской гостиницы сведения о постояльце в тот же день улетят Москву. Но маленькая деревушка, где не только нет отелей, но и большие сложности с мобильной связью – то, что надо.

Крамер затерялся сразу по выходу из аэропорта. Чтобы окончательно запутать следы, он добирался до деревушки под названием Тёнге на трех попутных автомобилях, игнорируя комфортабельные такси.

Когда Марк прибыл на место, уже вечерело. Деревушка казалась бедной, однако чистой и на редкость зеленой. Одни дома были глиняные, другие бамбуковые, некоторые чуть ли не из картона. Но все под соломенной крышей и почему-то выкрашены в желтый цвет. «Так вот почему деревня называется Тёнге, – озарило гостя. – На тамильском языке буквально значит «золото». Но такое золото (охра, разбавленная хной) навело на Марка тоску. «Не зря же желтый цвет у европейцев считается символом психического нездоровья, – подумал московский гость. – Хотя Сальвадор Дали и Кандинский воспели этот цвет в своей живописи. Впрочем, что с них взять? Оба известные психи. А вот Петров-Водкин… Он воспел красный цвет, а это – признак жизнелюбия. И к рюмочке художник был не дурак приложиться, если судить по фамилии».

По улицам деревушки ходили коровы, как и везде в Индии, и оставляли посреди дороги громадные лепешки. Впрочем, коровьи кизяки были везде, у каждого дома, в основном сложенные аккуратной кучкой. Какая-то молодая женщина собирала коровьи лепешки, прессовала их голыми руками, а затем развешивала сушиться на стене своего глиняного жилища.

Марк приблизился к ней и спросил по-английски, есть ли в деревне гостиница. Женщина английского не знала, но одарила незнакомца весьма теплым взглядом и, судя по всему, поняла, о чем спрашивает иностранец. Она показала рукой, приговаривая на своем журчащем языке, что нужно идти прямо по улице, а затем повернуть направо, к океану.

В эту минуту откуда ни возьмись появились чумазые пацаны и начали со смехом тыкать грязными пальцами в белоснежную рубашку Марка. Пришлось дать им по доллару, чтобы отвязались. Не поверив своему счастью, мальчишки исчезли так же стремительно, как и появились.