«Кто заказывал горящую тарелку пупу?» – вспомнилось некстати, и комната качнулась, как палуба корабля. Харпер ухватилась за спинку дивана.
– Водички бы, – сказала она.
– Может, вина?
– Это даже лучше.
Джейкоб поднялся и подошел к винному кулеру на шесть бутылок. Он придирчиво выбирал бутылку – какое вино подают к смертельной инфекции?
– Я думал, эта штука есть только в странах с таким загрязнением, что дышать невозможно, где реки превратились в открытую канализацию. Китай. Россия. Бывшая коммунистическая республика Говностан.
– Рэйчел Мэддоу сообщила, что уже зафиксирована сотня случаев в Детройте. Вчера вечером была передача.
– Вот я и говорю: только в загаженных местах, куда никто не сунется – типа Чернобыля или Детройта. – Хлопнула пробка. – И не понимаю, какого черта заразные лезут в автобус. Или самолет.
– Может, не хотят, чтобы их отправили в карантин. Для многих одна только мысль, что их оторвут от любимых, страшнее болезни. Никто не хочет умирать в одиночестве.
– Ну да, конечно. Зачем умирать в одиночестве, когда можно найти компанию? Лучший способ признаться в любви – заразить ужасной гребаной болезнью родных и близких. – Джейкоб принес бокал золотистого вина – словно чашу чистого солнечного света. – Если бы я заболел, я бы лучше умер, чем заразил тебя. Подверг тебя опасности. Мне кажется, легче умирать, зная, что тем самым спасаешь других. Верх безответственности – разгуливать с такой штукой. – Он вручил бокал Харпер, погладив при этом ее палец. Прикосновение вышло нежным, понимающим; это у Джейкоба получалось великолепно – он чувствовал, когда нужно убрать прядь ее волос за ухо или ласково пригладить пушок на затылке. – А эта дрянь легко передается? Как грибок на ногах? То есть если мыть руки и не ходить босиком по спорт-залу, то не заразишься? Эй. Эй! Ты не подходила близко к мертвецу?
– Нет. – Харпер не стала совать в бокал нос, чтобы ощутить букет французского вина, как учил Джейкоб когда-то – ей было двадцать три, и она, наивная, пьянела от него больше, чем от вина. Харпер прикончила совиньонблан в два глотка.
Джейкоб со вздохом сел рядом и закрыл глаза.
– Хорошо. Это хорошо. Тебя ужасно тянет заботиться о людях, Харпер, и это замечательно в обычных условиях, но иногда девушке следует…
Она не слушала. Она застыла, подавшись вперед, чтобы поставить пустой бокал на кофейный столик. На экране телевизора эпизоды хоккейного матча сменились изображением одетого в серый костюм пожилого диктора; его голубые глаза были спрятаны за бифокальными очками. Внизу экрана возникла надпись: «СРОЧНО. ПОЖАР НА КОСМИЧЕСКОЙ ИГЛЕ».
– …отправляемся в Сиэтл, – говорил ведущий. – Учтите, кадры излишне натуралистичны. Уберите детей от телевизора.
Не успел он договорить, как на экране появилась снятая с вертолета панорама «Космической иглы», пронзающей яркое, холодное, голубое небо. Черный дым клубился внутри и вырывался из окон; дыма было столько, что в нем терялись кружащиеся рядом вертолеты.
– О господи, – сказал Джейкоб.
Из открытого окна выпрыгнул человек в белой рубашке и черных брюках. Его волосы охватил огонь. Мужчина размахивал руками. Через несколько мгновений за ним последовала женщина в темной юбке. Она прыгнула и прижала руки к бокам, словно не хотела, чтобы юбка задралась и было видно нижнее белье.
Джейкоб взял Харпер за руку. Их пальцы переплелись.
– Что за хрень творится, Харпер? – спросил он. – Что это за хрень?
