Охотник перевернул её обратной стороной к себе. Изнанка тоже была алой и мягко бликовала, словно на неё падали лучи солнца. А ещё она казалась удивительно притягательной. Настолько, что рука сама потянула её к лицу.
– Не стоит этого делать, – предупредил раскатистый голос Жнеца.
Бадварду пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть духа с косой, парившего в воздухе вверх ногами.
– И ты здесь, – охотник перевернулся и сел. Помассировав затёкшую шею, с жёстким щелчком вправил её.
– Не торопись, – успокоил Жнец.
– Значит, мы допили вино? – от воспоминаний содержимое желудка тут же попросилось обратно. Но воля Бадварда оказалась сильнее.
– Не допили, – прогремел собеседник.
– Разве? Тогда что мы тут делаем? – Бадвард поднялся на ноги. Он был на холме, с которого открывался вид на весьма унылую долину.
– Кувшин невозможно опорожнить. У него нет дна, – милостиво пояснил собеседник. – Пить до конца, означает до момента, пока не отделится маска. Она – отражение твоей смертной ипостаси. Ты держишь её в руке.
– Маска, – повторил охотник, рассматривая своё новое приобретение. – А почему она такая?
– Соответствует сути, – прогремел Жнец. – Маска является атрибутом смертного мира. Поэтому смертные не могут находиться в мире духов, пока носят маску. Но снять её, не умерев, задача не из простых. Иногда маска разрушается в процессе отделения.
– Да я – везучий сукин сын. И что мне с ней дальше делать?
– Сохранить при себе и никому не отдавать, если хочешь вернуться в смертный мир.
– То есть я могу идти? – он поморщился, чувствуя предательскую слабость в ногах.
– Да, но вряд ли способен. Съешь, – Жнец протянул на костлявой ладони мешочек из чёрного бархата.
Бадвард засунул маску в набедренный карман штанов, поразившись тому, как чётко она там уместилась, и принял дар. В мешочке оказалось то самое печенье в форме единорогов. К сожалению, его вкус совершенно не соответствовал виду. Он был затхлым и заметно отдавал плесенью.
– Оно, по-моему, ещё в прошлом веке испортилось, – охотник попытался проглотить вязкую массу, в которую выпечка превращалась, едва оказавшись на языке. – Что это?
– Вы это называете поощрением за хорошо проделанную работу, – Бадвард был готов поклясться, что слышит в голосе собеседника сарказм. – Все твои ощущения не больше, чем привычки тела. В мире духов тебе не потребуется ни еда, ни питьё в обычном виде.
– Тем проще, – охотник бросил ещё пару печенек в рот, оглядываясь по сторонам. – Ты говорил, что встречаешь всех смертных. Значит, встречал и её. Ты ведь знаешь, где Элизабет Рейнхарт.
– Мы не следим за путями смертных в мире духов.
– Ладно. Спрошу иначе. Где ты оставил Марику?
– Ты сейчас на том же самом месте.
– Ага, – протянул Бадвард и присмотрелся к горизонту, на фоне которого виднелся вертикальный луч света. – А это что там?
Тишина.
Охотник обернулся и нигде не увидел Жнеца.
– Понятно, ушёл по-йольбергски, – кивнул он и, заглянув в бархатный мешочек, высыпал всё оставшееся печенье в рот.
Жевать его было противно. Глотать и того хуже. Но стоило признать, от него становилось легче.
– Ну, Лиса, вот теперь, после всей той дряни, что я тут нахватался, ты мне должна ужин, – заявил Бадвард вслух.
Он окинул взглядом небо. Ровное серое и постоянно рождающее тяжёлые громовые раскаты. Ни солнца, ни луны, ни звёзд. Посмотрел на горизонт, тот изгибался перевёрнутой дугой, отчего глаз никак не мог определить расстояния. Теней тоже не было.
