Надежда была уничтожена в одну минуту. Хрулёв доедал обеденный рассольник в столовой пансионата, когда в его кармане завибрировал телефон.
– Слушаю вас.
– Нестор Георгиевич? – поинтересовался мужской голос в трубке.
– Совершенно верно!
– Михаил Самуилович назначает вам личную встречу на восемнадцатое декабря. По прибытию в Москву свяжитесь со мной по этому телефону. Меня зовут Виталий. Захватите с собой загранпаспорт. – в трубке замолчали, давая огорошенному собеседнику пару секунд переварить информацию.
– Что мне передать Михаилу Самуиловичу? – продолжил Виталий.
Сдержав непроизвольный эмоциональный порыв изменения в голосе, Хрулёв невозмутимо ответил:
– Передайте, Виталий, что я буду восемнадцатого в Москве.
– Тогда до встречи! – голос в трубке превратился в короткие гудки.
…Недоеденный рассольник успел остыть, чай превратился в неаппетитную жижу, а остывшие тефтели потеряли вкус. Нестор, глубоко погрузившись в мысли, уже двадцать минут отрешённо пережёвывал сдавшиеся Холоду блюда. До их вкуса ему уже не было никакого дела.
Утро восемнадцатого декабря Нестор Георгиевич Хрулёв встретил лёжа на боковой верхней полке плацкарта. В храпящей спёртости сладковатых вагонных метеоризмов Нестор ощущал вкус свежего воздуха новой весны своей жизни. Вагон резко дёрнулся, у толстой бабы с места напротив с верхней полки рухнул на пол рюкзак, она провинциально выругалась и поезд прибыл в Москву.
У вокзала его уже ждали. Виталий оказался довольно плотно сбитым молодым человеком лет тридцати двух ростом чуть ниже среднего с чёрными смоляными волосами, гладко зализанными гелем к затылку. Одет Виталий был в длинное чёрное пальто с поднятым воротником, ближе к телу был тёмный, скорее светло чёрный костюм, под ним сорочка цвета июльской синевы; ноги Виталий держал в лакированных блестящих туфлях чёрного цвета. На ближе к квадратному лице с волевым подбородком и сверлящими чёрными глазами прослеживалась лёгкая небритость, видимо предназначенная сделать образ владельца ещё брутальнее. Про себя Хрулёв сразу отметил поразительное сходство внешности встречающего его человека с сицилийским мафиози девяностых Вито Витале, статью о котором не без интереса читал несколько лет назад.
Рукопожатие у Виталия было крепким и долгим, во время которого он смотрел прямо в глаза, оценивая своего визави. Нестор, прекрасно владеющий навыками невербального общения, не отводя взгляда, словами поприветствовал Виталия и тот, чуть отстранившись, молчаливо указал на чёрное авто, припаркованное метрах в пятнадцати.
Декабрьская Москва за тонированным стеклом Ауди А6 около часа вяло проползала перед глазами Хрулёва унылым серым аквариумом, в котором одетые в грязно-серое люди-рыбы неуклюже перескакивали через такие же грязно-серые лужи, втягивая головы в поднятые воротники, прячась от моросящей сверху промозглой мерзости. Небо было таким же серым. Колёса авто месили мокрую кашу, толкающиеся в пробке водители постоянно сигналили друг другу, а частые светофоры усугубляли и без того унылую картину наблюдаемого Хрулёвым транспортного запора. В этом урбанистическом полотне присутствовал только один приятный мазок – в сиденье с подогревом было уютно и тёплый воздух приятно обдувал ноги, поднимаясь по телу убаюкивающим чувством расслабленности.
– А у нас снег всегда белый, разрядил затянувшееся молчание Нестор. – И солнце всегда видно!
