– Простите, пожалуйста… это у меня случайно вырвалось.
Дядя, мне кажется, так долго рассматривал наши смущённые физиономии, что мне показалось, у него и рубашка подсохла. Я мог ожидать всего, чего только угодно, но то, что далее произошло, мне запомнилось очень надолго. Дядя произнёс, не очень громко, глядя в мою сторону:
– Тёплое у вас шампанское. Как вы его пить-то будете?
И отвернулся. А девушки мои с восторгом зааплодировали. Обстановка нормализовалась. Мы без дальнейшего шума выпили наше, уж какое есть, шампанское, слизнули подтаявшее мороженое и покинули помещение, напоследок улыбнувшись нашим милым соседям. Только оказавшись на улице, девушки так расхохотались, что остановить их и перевести разговор на какую-то более приемлемую для меня тему не было никакой возможности. Только они, вроде бы, угомонились, но тут Ларочка возьми, да и скажи своей подружке:
– Тебя, знаешь, ни на пикник нельзя взять, ни на похороны. Нашла, когда про лифчики рассуждать.
Веселье наше продолжалось до позднего вечера. Мне показалось даже… что не обо мне там шла речь. Какой-то я для такой изысканной компании непродвинутый. Над землёй неприподнятый. Деньгами необеспеченный. Хотя, конечно, я принадлежал к семье одного из городских начальников, может быть, не самого высокого ранга, но всё-таки… Свой человек. Я, на мой взгляд, девочек не слишком впечатлял. Или разные цели были у нас, или, может быть, разные устремления. Их интересы мне были понятны, отчасти даже близки: музыка, музыка, ещё раз музыка. И женское барахлишко. А мои… мне и самому-то были неясны. Прежде всего – смерть. Я смерти побаивался, хоть знал, что всё равно умру когда-нибудь. Страх смерти передался мне явно от родителей, работников тех самых органов, где они находились от смерти постоянно в самой непосредственной близости. Я даже знал, где живёт смерть. Например, между вагонным колесом и рельсом. Ещё она висела на мостовых перекладинах, сидела в дырке папкиного пистолета. Шансов родиться, получается, у меня было намного больше, чем потом, после рождения, погибнуть. Это я так, эмпирически вычислил, но уточнить у кого-нибудь, существуют ли иные точки зрения, было просто невозможно, даже в библиотеке. Там мушкетёр на мушкетёре – бей, коли, стреляй в разные стороны, городи горы трупов, порождай смерть… Хотя, вот один-единственный Мой Автор, похоже, мог бы что-то посоветовать. И объяснить.
Когда мы с Ларочкой в тот вечер, наконец, остались одни, то она сунула мне в ладонь свою ладошку и сообщила такую новость:
– Ты знаешь, мне Борька звонил.
– Не знаю, – насторожился я, – откуда мне знать?
– Потому, что вообще ещё никто не знает. Он такой чудак, ты не представляешь. Так трогательно со мной прощался, можно подумать неизвестно что.
– Ну почему, известно… Ты ему глубоко симпатична.
– Что ты сейчас имеешь в виду?
– Что он тебя любит, что же ещё… Ты, разве, не догадывалась?
– Ах, вот оно что… Нет, не догадывалась. И ни малейшего повода я ему не давала. Запомнил?
– Да.
– Очень хорошо запомнил?
– Конечно!
– Так это ещё не всё. Он столько начудил, не представляешь!
– А что он начудил?
– Оркестр бросил! Всё, говорит, больше ходить не будет. Раз у него со слухом непорядок, ну и всё такое. Говорит, давно собирался.
– Вот это да, – пробормотал я, – далеко дело зашло. А как же теперь его музыкальное училище?
– В том-то и дело, что никак. Бросил! На днях пойдёт документы получать.
