– Начальник, дай сигу-то подымить.
– Не велено!
– Да ладно, зёма. Чё ты? Не жмись. Всего одну сигаретку. Уж не обеднеешь с одной-то.
– Цыганов, отвали, а. Ехай молча.
– Не ссы, зёма, я майору не скажу.
– Конечно не скажешь. Потому что нечего будет говорить.
– Ну хоть затянуться-то дай мне разок.
– Перетопчешься.
– Начальник, будь человеком. Из-за этих пересылок долбаных я уже сутки, считай, не куривши.
– Сутки вытерпел и ещё столько же подождёшь. Говорят, для здоровья полезно.
– Ну чё, те жалко, что ли? Вон же ж сам дымишь, как паровоз.
– Мне можно.
– Ну начал…
Очередная попытка арестанта умаслить охранника вдруг на полуслове была прервана мощнейшим взрывом. От которого массивный автозак сперва подскочил высоко вверх испуганной жабой, а потом, неуклюже приземлившись, покатился колобком куда-то вбок.
Разумеется, находящиеся внутри бронированного фургона арестант и охранник заметались внутри сбесившегося салона из стороны в сторону, словно тапки в стиральной машине. С единственной разницей: арестант плющил фейс, конечности и бока о стальную решётку своей персональной клетки, а охранник калечился о стальные бронелисты внутренней обшивки всего остального фургона.
Когда болтанка боковых переворотов прекратилась, одинаково избитые арестант с охранником, не успев подняться с пола, которым после череды кувырков теперь сделался потолок автозака, услышали снаружи треск автоматных очередей. Стук пуль по бронированной стене за кабиной без слов рассказал выжившим внутри фургона людям о хладнокровном расстреле там, впереди, гораздо менее защищённых майора с водителем.
– Цыганов, сука, это чё, на хрен, за дерьмо творится?! – пропыхтел охранник, подтягивая под себя непослушные конечности и пытаясь вскарабкаться хотя бы на четвереньки.
– А я знаю? – растерянно откликнулся арестант и тут же застонал: – Ой-ей-ей! Моя нога! Она, кажись, сломана! А-а! Помогите!..
– Сука, дурку мне тут не гони! – озлился охранник и, трясущейся рукой кое-как вытащив из кобуры табельный макаров, направил на скрючившегося за решёткой соседа по несчастью дрожащий ствол. – Заткнись, мразота! Пристрелю!
– Эй там, в домике! – раздался снаружи незнакомый мужской голос, сопровождающийся требовательным стуком в перевёрнутую вверх тормашками наружную дверь. – Отпирайтесь и выходите с поднятыми руками!
– Ага, чтоб как Семёныча с Пашкой меня! – фыркнул охранник. – Пошёл в жопу, ушлёпок! Нам и здесь хорошо!
– Слышь, мужик? – подключился снаружи к переговорам второй незнакомец. – Лучше сам выйди, и я те слово даю: жизнь тебе тогда сохраним!
– Да пошёл ты! Слово он мне даёт, мразь! – Уже поднявшийся с грехом пополам по стеночке на ноги охранник смачно харкнул себе под ноги и, отщёлкнув предохранитель на по-прежнему нацеленном в голову арестанта пистолете, приказал: – Вели своим подельникам, чтоб валили отсюда на хрен! Или пристрелю как собаку при попытке к бегству!
– Начальник, ты чё! Какое бегство с такой-то ногой?! – возмутился арестант, задирая изувеченную конечность.
– Слышь, Рэмбо, не дури там. Лучше выходи по-хорошему. А то ща гранату на дверь повесим и сами вынесем перегородку эту к хренам! – привёл снаружи веский аргумент номер первый.
– И нас обоих с Цыгановым тогда здесь по стенам кровавым паштетом размажет! – с отчаянным весельем в голосе парировал охранник. – Но этот сученыш ещё раньше от пули моей сдохнет! Обещаю!
