– Снять?
– Снять.
– Навь! – сплюнул он еще раз и размазал носком сапога. Инквизитор опустился на скамью у стола. Нагой стоял у своего варева и, стиснув зубы, молча помешивал закипающую жижу длинной палочкой. Они знакомы слишком давно, и Яцек знает, что его пока что лучше не трогать. Пусть успокоится.
Варево закипело. Пахло чем-то сладким. Нагой перелил варево в стекляшку и залил грязную джезву водой. Он сел рядом напротив Яцека.
– Чего пришел? Явно не чтобы табличку сорвать.
– И тебе не хворать.
– Ай, в Навь! Все одно. Все потом сдохнем, – выругался Нагой.
– Снова живот болит?
– Все что не сожру, назад лезет.
Яцек покивал молча. Он всей душой хотел помочь другу, но не знал как.
– Сам как? Редко заходишь. Мамка не пускает?
Нагой снова оголил свои сточенные зубы. С такого расстояния Яцек разглядел, что некоторые из них уже начали подгнивать.
– Она всегда тебя не любила. Ты же знаешь, как она говорит всегда… – начал оправдываться Яцек.
– Ты тот – кто твой друг, – продолжил Нагой. – И кто же я сам тогда? Суровый инквизитор, боящийся своей мамки?
– Довольно, – рявкнул Яцек, но собеседник не испугался. – Давеча на холме был.
Нагой молча смотрел, выдерживая паузу, и инквизитор продолжил:
– У самого патриарха. Подсунули заданьице.
– Тааак… – Нагой забарабанил костлявыми пальцами по столу. – А судя по роже, ты этому не рад.
Яцек оглянулся на дверь и сказал чуть тише:
– Дед объелся белены и придумал, что есть какая-то секта. Они написали свое писание и теперь поклоняются ему.
– Ну история не нова.
Где-то внутри Яцек надеялся, что Нагой сможет ему помочь с делом Белого холма. И после этих слов эта надежда вырвалась фонтаном наружу.
– Как? – воодушевленно воскликнул инквизитор.
– Ну были же уже сектанты. И Симоновская инквизиция их всех пережгла. Даже я это знаю.
Надежда снова рухнула. Яцек так хотел верить, что Нагому что-то известно, что позволил себе самому и обмануться. А друг тем временем поднялся и снял с полки одну из книг.
– Погодика… – он аккуратно листал страницы. – Вот! Писание Иаве. Там околесица, что второй сын творца в Нави сидит. И что поклонники у него есть. И что поклонники враги церкви и что жечь их нужно. Чушь, даже если и взаправду все.
– А в Ростке их где найти?
– Ну они точно табличек не вешают на дверь, – ухмыльнулся Нагой.
– Был один в узилище. Он мог что-то поведать, да сгиб с пеной у рта.
– Пена – это может падучая хворь, – пояснил Нагой.
– Я так и подумал. Сидит как живой. Ногой его ткнул, он и распластался по полу, – пояснил Яцек.
– Погоди, – Нагой убрал длинную прядь черных волос за ухо. – От падучей сидя не гибнут. Там же припадки. Они орут и брыкаются, как безумцы.
Яцек задумался.
– А тот сидел. Знаешь, как будто в кустах серит. На корточках.
– Похоже на яд, – задумчиво протянул Нагой.
– Да брось. Кто его в узилище травить будет?
Яцек спросил риторически, но сам задумался. В тот день всего один охранник в узилище был.
– Его бы разрезать, да посмотреть.
Инквизитор недовольно зыркнул на Нагого.
– Чего?
– Снова за свое?
– Да я помочь хотел. Типун на тебя. Сам своих злодеев ищи.
Нагой встал и пошел мыть джезву.
– Не серчай, Миха, мне тогда непросто тебя от костра спасти было.
– Да помню я, не надо всякий раз напоминать.
Они еще какое-то время помолчали. Друзьям детства было достаточно молчаливых мгновений вместо длинных перепалок.
Нагой заговорил первым:
– Слыхал, там какие-то артисты приехали? Говорят, на сцене бабу колют на смерть. Кровью обливается. Все взаправду, а потом она встает и на ней только шрам.
