Ворожей медленно, будто сбрасывая оцепенение, встал, снял плащ, поправил оказавшийся под ним весьма скромный костюм, такой, какой обычно носили горожане среднего достатка, и рассеянно взглянув в зеркало, сел обратно в кресло. Мохнатой подушки на полу уже не было – лишь только Арн поднялся, она с тихим скрипом уползла в дверь. Тот не обратил на неё никакого внимания.
Внутри замка двери всё же были: прохождение сквозь стены требует концентрации силы, а дома хочется расслабиться. Да и комнаты без дверей выглядели бы неуютно. Ведь даже в тюремной камере обязательно есть дверь. Пусть и постоянно запертая.
Мохнатая подушка медленно двигалась по коридору. Теперь у неё, как ни странно, обнаружились ноги: четыре пары коротких, заросших длинной шерстью неестественного грязно-белого цвета конечностей. То, к чему они крепились, было, по логике, туловищем, довольно длинным и, кажется, толстым – или обилие шерсти создавало ощущение толщины. Где-то впереди должна была быть голова, но либо она тоже терялась в мохнатости, либо, как бы странно это ни звучало, – её не было. Во всяком случае, никаких её признаков: глаз, носа, ушей – не наблюдалось.
Удивительное существо медленно, но верно преодолело несколько коридоров и лестниц – каждый уважающий себя замок просто обязан был изобиловать и тем и другим – и вошло в большую светлую комнату, широкие окна которой выходили на залитую солнцем террасу. На террасе в плетёном кресле сидела девушка в белом платье и читала книгу.
Эта идиллическая картина: солнце, воздушное белое платье, плетёное кресло – совершенно не вписывалась в понятие «замок», словно вы читали средневековый рыцарский роман, а в книгу по ошибке добавили страницы из сентиментальной повести.
Услышав скрип восьминогой мочалки, девушка быстро обернулась:
– Папа вернулся?
– Дассс. Такссс, – каким местом это существо говорило, было совершенно непонятно, но голос, очень похожий на человеческий, исходил точно от него.
– Отлично! – девушка бросила книгу на плетёный столик. – Беги к нему обратно, скажи, что я сегодня хочу сходить в театр. Скажешь, что приехала новая труппа, которая впервые в Столице. Беги!
Вряд ли к тому, как передвигалось существо, было применимо слово «беги», но видно было, что оно спешило изо всех сил. Прошло немало времени, прежде чем оно вернулось и сообщило:
– Дассс.
– Разрешил? – радостно спросила девушка.
– Дассс. Такссс. Но естессственно, толькоссс…
Она нетерпеливо перебила его:
– Да, знаю: «только Отражением». Спасибо, Пушистик.
Меньше всего этому неизвестному науке созданию подходила кличка Пушистик. Скорее, его можно было назвать половиком или мочалкой. Впрочем, может, в молодые годы он и был Пушистиком. Как бы то ни было, он не возражал. Он с тем же своим скрипом стал неторопливо сворачиваться в кольцо, видно, расценив слова девушки, как указание, что он свободен, и через некоторое время превратился в мохнатую подушку, такую же, какой был в комнате Арна, и свернувшись, застыл на полу. А девушка, получившая разрешение, весело принялась собираться.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ,
в которой среди весны неожиданно наступает зима.
Собиралась в театр Дарина всегда тщательно. Театр – это мистически удивительное место, это волшебство. Не то техническое волшебство, с которым она сталкивалась каждый день благодаря отцу, а волшебство настоящее, непостижимое, в которое хотелось погружаться, как в мягкую воду летнего озера, с головой. Поэтому и готовиться к встрече с ним нельзя было в спешке и суете. Предвкушение чуда входило в обязательную программу посещения театра, и Дарина настраивалась на беспредельное счастье, которое непременно получит. Одеваясь, колдуя с причёской, выбирая украшения, она постепенно входила в мир грёз – она уже получала удовольствие. Спектакль станет вершиной блаженства, но предвкушение чуда было ничуть не хуже самого чуда. Поэтому Дарина в этот раз собралась, как всегда, сильно заранее и, как всегда, не стала ждать положенного времени. Она пойдёт медленно, очень медленно, чтобы по пути не расплескать переполнявшее её до краёв это самое предвкушение чуда.
