– Не уважаю.
– За что?
– Ленивы, алчны и пред престолом криводушны, – отвечал Рыжов.
– Да, вы откровенны. Благодарю. Вы тоже пророчествуете?
– Нет; а по Библии вывожу, что ясно следует.
– Можете ли вы мне показать хоть один ваш вывод? Рыжов отвечал, что может, – и сейчас же принес целый оберток бумаги с надписью «Однодум».
– Что тут есть пророчественного о прошлом и сбывшемся? – спросил Ланской.
Квартальный перемахнул знакомые страницы и прочитал: «Государыня в переписке с Вольтером назвала его вторым Златоустом. За сие несообразное сравнение жизнь нашей монархини не будет иметь спокойного конца».
На отлинеенном поле против этого места отмечено: «Исполнилось при огорчительном сватовстве Павла Петровича».
– Покажите еще что-нибудь.
Рыжов опять заметал страницы и указал новое место, которое все заключалось в следующем: «Издан указ о попенном сборе. Отныне хлад бедных хижин усилится. Надо ожидать особенного наказания». И на поле опять отметка: «Исполнилось, – зри страницу такую-то», а на той странице запись о кончине юной дочери императора Александра Первого с отметкою: «Сие последовало за назначение налога на лес».
– Но позвольте однако, – спросил Ланской, – ведь леса составляют собственность?
– Да; а греть воздух в жилье составляет потребность.
– Вы против собственности?
– Нет; я только чтобы всем тепло было в стужу. Не надо давать лесов тем, кому и без того тепло.
– А как Вы судите о податях: следует ли облагать людей податью?
– Надо наложить, и еще прибавить на всякую вещь роскошную, чтобы богатый платил казне за бедного.
– Гм, гм! вы ниоткуда это учение не почерпаете?
– Из Священного Писания и моей совести.
– Не руководят ли вас к сему иные источники нового времени?
– Все другие источники не чисты и полны суемудрия.
– Теперь скажите в последнее: как вы не боитесь ни того, что пишете, ни того, что со мною в церкви сделали?
– Что пишу, то про себя пишу, а что в храме сделал, то должен был учинить, цареву власть оберегаючи.
– Почему цареву?
– Дабы видели все его слуг к вере народной почтительными.
– Но ведь я мог с вами обойтись совсем не так, как обхожусь.
Рыжов посмотрел на него «с сожалением» и отвечал:
– А какое же зло можно сделать тому, кто на десять рублей в месяц умеет с семьей жить?
– Я мог велеть вас арестовать.
– В остроге сытей едят.
– Вас сослали бы за эту дерзость.
– Куда меня можно сослать, где бы мне было хуже и где бы бог мой оставил меня? Он везде со мною, а кроме его никого не страшно.
Надменная шея склонилась, и левая рука Ланского простерлась к Рыжову.
– Характер ваш почтенен, – сказал он и велел ему выйти.
Но, по-видимому, он еще не совсем доверял этому библейскому социалисту и спросил о нем лично сам несколько простолюдинов.
Те, покрутя рукой в воздухе, в одно слово отвечали:
– Он у нас такой-некий-этакой.
Более положительного из них о нем никто не знал.
Прощаясь, Ланской сказал Рыжову:
– Я о вас не забуду и совет ваш исполню – прочту Библию.
– Да только этого мало, а вы и на десять рублей в месяц жить поучитесь, – добавил Рыжов.
Но этого совета Ланской уже не обещал исполнить, а только засмеялся, опять подал ему руку и сказал:
– Чудак, чудак!
Сергей Степанович уехал, а Рыжов унес к себе домой своего «Однодума» и продолжал писать в нем, что изливали его наблюдательность и пророческое вдохновение.
