– Мы стараемся, чтобы горожане замечали наше присутствие, – весело сказал он. – В Долине Гейл страже выделяют много денег. Поэтому мы можем регулярно патрулировать улицы. Лорд Саутер считает, что безопасный город – это процветающий город.
– И давно ты в страже?
Я заметила, что вопрос ему не понравился.
– Не очень давно, – наконец сказал он. – Только шесть месяцев. Видишь ли, нужно достичь определенного возраста, чтобы поступить на службу, – быстро прибавил он.
Мы свернули и прошли мимо рынка, где торговцы и работяги выкладывали товар на прилавки.
– А ты чем занимаешься? – спросил он. – Я видел тебя вчера. Ты работаешь на Правосудие?
– Я его секретарь, – сказала я.
– И тебе это не нравится?
Видимо, тон моего голоса выдал меня. Я посмотрела на Матаса.
– Нет, я довольна, – сказала я. – Это хорошая работа, и она открыла передо мной множество дверей. Сэр Конрад хочет, чтобы я тоже стала Правосудием.
– Я никогда не слышал, чтобы женщины ими становились.
– Такое случается довольно часто, – сказала я. – В правовых вопросах Аутун не видит различий между мужчиной и женщиной. «Все могут быть судимы законом, и все могут его поддерживать», – процитировала я одного старого юриста. Эта фраза была одной из любимых цитат Вонвальта.
– Так ты, значит, ученая, – сказал Матас, хотя по его тону было не понять, отпугнуло его это или нет. Я заметила, что других людей, в особенности мужчин, это часто отталкивало. – И ты бывала там? В Сове?
– Нет, – быстро сказала я. – То есть пока что нет. Когда-нибудь наш маршрут туда приведет, но не раньше, чем через несколько месяцев.
– А давно вы в пути?
– Уже почти два года, – сказала я.
– Пресвятая Нема! Так же нельзя жить.
Я пожала плечами. Мне почему-то захотелось вступиться за наш образ жизни.
– Ко всему привыкаешь. И потом, мы делаем важное дело.
– Конечно. Но разве это не тяжело? Когда нет дома, куда можно было бы вернуться?
Я замялась, почувствовав себя неловко. Я не любила рассказывать о своем прошлом незнакомцам, особенно тем, которые мне нравились.
– У меня уже давно не было дома, – сказала я.
– Сочувствую, – сказал Матас.
– А что же ты? – быстро спросила я. – Ты всю жизнь прожил в Долине Гейл?
Он кивнул.
– Моя мать умерла от оспы, когда я был совсем маленьким, но я все еще живу с отцом. Он был ранен, сражаясь с толцами в Марках, и теперь не может ходить.
– Сочувствую, – настороженно сказала я. В разговоре с сэром Радомиром мне пришлось промолчать, но сейчас я этого делать не собиралась. Если Матаса чем-то не устраивало мое происхождение, я бы дала ему отпор, и не важно, нравился он мне или нет.
– Ты ведь толка, верно? – беззлобно сказал он. – Седанка – такие фамилии дают марчанам.
– Верно, – сказала я. – А что? Тебя это заботит? Я еще не родилась, когда Рейхскриг пришел в Мулдау.
– Нет, не заботит, – быстро сказал Матас. – Я не держу на марчан зла. И вообще, мы теперь все подданные Аутуна. Я и сам другой жизни не знал.
Я успокоилась и застенчиво, неискренне улыбнулась ему. Я злилась на саму себя. Матас был хорошим парнем, а я вела себя неуклюже и была плохой собеседницей.
Мы свернули на улицу, которая вела прямиком к Вельделинским воротам. Примерно на четверти пути к ним располагалось здание суда – богато украшенное каменное строение, ощетинившееся турелями с коническими крышами из серого шифера и увешанное промокшими знаменами Совы. Здание стражи находилось чуть дальше, рядом с городской тюрьмой.
