Содержание российского законодательства о КИК может свидетельствовать о том, что российские правила КИК помимо цели противодействия уклонению от налогообложения могут иметь последствия, как если бы основными целями Закона о КИК были фискальная цель и цель деофшоризации экономики сами по себе.
Ориентация российского Закона на фискальную цель подтверждается тем, что в нем:
используется чрезвычайно широкое понятие «контролируемая иностранная компания», которое помимо иностранных организаций также охватывает «иностранные структуры без образования юридического лица» (в том числе фонды, партнерства, товарищества, трасты и иные формы осуществления коллективных инвестиций и доверительного управления);
понятие «контроль» в качестве квалифицирующего признака для признания российских резидентов «контролирующими лицами» КИК также толкуется чрезвычайно широко (включает «прямое» и «косвенное» участие в КИК, ограниченное достаточно низким порогом (от 10 % и выше), а также фактический контроль[141]);
КИК могут признаваться компании, зарегистрированные в иностранных юрисдикциях, круг которых определен достаточно широко[142]. Законопроект в первоначальной версии (от 24 ноября 2014 г.) также не предусматривал выведения из-под действия правил КИК иностранных компаний, занятых в «реальной» экономической деятельности в указанных государствах;
для целей расчета российского налога на прибыль (НДФЛ) Закон о КИК предполагает включение в налоговую базу контролирующего лица всех доходов КИК (как «пассивных», так и «активных»)[143].
Указанные особенности российского Закона о КИК призваны прежде всего обеспечивать его максимально широкое применение и простоту для налоговых органов, что должно служить эффективности российского законодательства по сравнению с законодательством иностранных государств, где таких положений нет, и обеспечению поступления максимальных налоговых доходов в российский бюджет. Нормы российского Закона о КИК являются одной из наиболее жестких версий правил КИК.
Кроме того, российский Закон о КИК не ограничивается применением исключительно к случаям возможного уклонения от налогообложения (т. е. не имеет целью исключительно anti-avoidance или targeted anti-voidance), а имеет более широкую антиофшорную направленность.
Данный тезис, в частности, подтверждается тем, что в отличие от зарубежного законодателя российский законодатель не применяет должным образом методы, направленные на ограничение сферы применения правил о КИК исключительно случаями уклонения от налогообложения:
а) в Законе о КИК использованы достаточно широкие определения понятий «контролирующее лицо» и «налогооблагаемый доход» КИК, не позволяющие обеспечить «точечное» применение правил; б) не используется сущностный анализ для определения того, осуществляет ли КИК реальную экономическую деятельность;
в) в самом Законе о КИК не заявлена его цель как направленного на противодействие уклонению от налогообложения (подробнее об этом см. в п. 1.2).
В связи с вышеизложенным возникает вопрос: насколько, основываясь на пояснительной записке к законопроекту, российский налогоплательщик сможет пытаться оспорить в налоговых органах или в суде применение к нему правил КИК, доказав, что его КИК, например, несмотря на то, что основную долю ее доходов составляют пассивные доходы, осуществляет реальную экономическую деятельность, и правила налогообложения КИК к ней применяться не должны?
