С этого дня началась настоящая пытка. Что ни день, к нему приходили родители, сестры, дяди, тети и аксакалы и все винили в бессовестности, подлости и нечестности. Наконец в жене его взыграла гордость, и она сама свернула всю агитацию, вернулась в родительский дом и вычеркнула бывшего мужа из памяти навсегда.
– Он даже детей мне не сделал, какой в нем прок, – говорила она и с пущим неистовством косила траву, доила коров и накрывала столы для еженощных гостей и проезжих.
Вскоре ее вторично засватали за хозяйственного и мускулистого троюродного брата, от которого за десять лет она родила друг за другом пятерых крупных мальчиков и двух здоровущих девочек.
А родители Аси, освободившись от прежних супругов, смогли в конце концов соединиться. Разумеется, не обошлось без дрязг и сплетен. Во время сватовства Асина мать даже не вышла к сватам, а на свадьбу молодых практически никто не пришел.
Зато когда стали рождаться дети, все обиды были забыты, и бабушка Аси по отцовской линии самолично приезжала в Махачкалу, чтобы покачать младенцев на руках и покомандовать невесткой. Ася родилась бледной, маленькой и неловкой, за что ей доставалось и дома, и во дворе. Приезжая в мамино село, она не ходила, как другие девочки, по гостям, а запиралась в кладовой и часами перебирала тазы и старые половники, представляя себя заточенной в башне принцессой.
Бабушка по матери говаривала, что Ася, наверное, уродилась в отцовскую родню, а бабушка по отцу заверяла, что Ася вся в материнских предков, и в конце концов, хорошенько ее отругав за сизый и плоский хинкал и грубо слепленные курзе{Разновидность пельменей.}, отпускали читать накопившиеся на полках книги, большей частью нерусские и обветшавшие. Там были антикварные издания проповедей, назиданий и теологических стихов Мухаммедхаджи из Кикуни, Хаджимухаммеда из Гигатля, Омаргаджи-Зияудина из Миатли, Сиражудина из Обода, Газимухаммеда из Уриба, Исмаила из Шулани, Чупалава из Игали. Были там лирические стихотворения Магомедбека из Гергебиля, Магомеда из Чиркея, Курбана из Инхело, Магомеда из Тлоха, Чанки из Батлаича и ученика его, романтика Махмуда из Кахабросо. Ася пролистывала эти книги, не понимая и половины витиеватых метафор и редких сравнений.
Поля были исчерканы галочками и комментариями, причем местами слова писались слитно, без знаков препинания. За восемнадцать лет аварская письменность успела пережить несколько потрясений: сначала в тысяча девятьсот двадцатом арабский алфавит трансформировался в новый аджам, потом, через десять лет, аджам был заменен на латиницу и все книги с арабской графикой подвергнуты массовому уничтожению. Еще через восемь лет латиницу сменила кириллица, и слова из-за дополнительных палочек, еров и ерей, обозначавших горловые звуки, разрослись до бесконечности. Дагестанцы, не успев привыкнуть к новой грамоте, принимались изучать следующую, в головах какое-то время царила путаница, и кириллические слова по инерции писались слитно, как арабская вязь.
Но Асе не дали долго чахнуть над книжками. Вырвали из заточения и стали выводить в свет. В свете Ася не прижилась. Танцевала она, семеня, как цапля, и бешено колотя руками по воздуху. Одевалась неярко и изящным, усеянным стразами шпилькам предпочитала плоские босоножки. Волосы ее были русы и жидки, как кукурузные рыльца, а руки, по выражению бабушки, тоньше кишок. К тому же, будучи в отцовском селе, Ася умудрилась нелепо оступиться. После обеда она вышла на главную сельскую улицу, где встретила кокетку Чакар с пластмассовым бидоном воды. Чакар весело свистнула и, поставив бидон на землю, зашептала:
