– А где господин Ван Мин? Кажется, я не видел его сегодня в церкви.
– А меня видел?
Гао заморгал. Об этом его предупреждали, в этом заключалась опасность дружбы с прихожанами – как избежать греха, гуляя в туманной области недоговорок и недознания? Анонимность исповеди и дружеская искренность сталкивались под кривым углом, и Гао стоило огромных трудов огибать его правильной дорогой.
– Я видел, как ты заходила в церковь. На исповедь.
Внимательный взгляд Фэйфэй потерялся в тумане усилившегося ливня.
– Ван Мин не ходит на исповедь, – сообщила она.
– И точно. Я ни разу не исповедовал его.
– А меня исповедовал?
– Тебя исповедовал.
Красные губы Фэйфэй приоткрылись. Гао смиренно опустил голову. Жемчужная патина ливня скрывала неуверенность и страх греха.
– Я много раз говорила Ван Мину, что нужно исповедоваться. Но он точно не хочет слышать. Скажи, он хороший прихожанин, падре? Он ведь был на всех твоих проповедях. А мне кажется, ты и шимпанзе научишь христианству.
– Не дави на него, Фэй. У каждого своя дорога к вере, для кого-то это путь в один день, кому-то приходится плутать. Его путь долог, но он уже много лет не сворачивает с него.
Красные губы Фэй надулись, точно нераспустившийся бутон шиповника.
Впервые ее привели в церковь в возрасте семи лет. В тот год компания ее отца заключила ряд важных сделок, а мать получила лекторскую должность на факультете китайской драмы. В детстве Фэй бегала с соседскими девчонками в местный буддийский храм. У старшей из девочек была любовь с сыном настоятеля. Фэй нравилась предвечерняя тишина буддийского сада, запах цветущего пруда, прохлада каменных мостиков. Нравилось наблюдать за сыном настоятеля и старшей девочкой, игравшими в го на скамейке под ивовым деревом. Но когда семилетняя Фэй ступила на порог церкви Святого Иосифа и прослушала свою первую проповедь, ей стало ясно – пора детских игр закончилась, и теперь начнется ее настоящая, взрослая жизнь.
– Я провожу тебя до дома, падре, – Фэй взмахнула короткими волосами и перебежала улицу. Брызги от каблуков разводили круги на лужах.
– А у тебя есть минутка? – Гао усмехнулся вырвавшейся глупости. Из исповедей Гао знал три вещи: Фэй влюблена в неправильного парня, Фэй – невинная грешница, и у Фэй никогда нет времени. – Могу представить, как ты занята, Фэйфэй. Недавно в новостях говорили, как студент попал под машину, зачитавшись на ходу. Вас перегружают.
Девушка поджала губы в тонкую линию.
– Сегодня я уже опоздала по всем своим делам, нет смысла гнаться за потерянным временем. Это мой крест, Гао, мое наказание. Я не успеваю. Хотела устроиться на подработку, но на это совсем нет времени. Нет времени купить осенние ботинки. Нет времени подготовить резюме. Нет времени сходить в бассейн. Нет времени завтракать по утрам. Нет времени варить кофе. Нет времени на йогу.
– Милая Фэй, прекращай болтать чушь, не то мне станет неловко, что ты с таким графиком умудряешься находить время на нас с Иисусом.
Фэй хихикнула, запрокинув голову, гладкие пряди взметнулись на голубом ветру веером гейши.
– Как бы мне хотелось быть свободной, Гао. Как бы мне хотелось, чтобы моим грехом была праздность. Посмотри на них, – Фэй осуждающе ткнула пальцем в полицейского, прикорнувшего на припаркованном у клена служебном мотоцикле. – Откуда люди вообще берут время на жизнь?
– Они не тратят его на пустяки. На осенние ботинки, барбекю с подружками и кофе. Ты замужняя женщина, Фэй. Лучше бы в твоем воскресном списке важных дел иногда появлялся муж.
