Но эта тень грусти, прячущаяся в ее глазах, – она ему решительно не нравилась. Она напоминала о прошлогоднем Рождестве – о том отчаянии и страданиях, которые ему самому пришлось перенести. Не нужно ему больше никаких страданий! Никаких теней! Только рождественские гимны, огни и веселье. Правда, похоже, что беговая дорожка и гребля не помогут Николь обрести бодрость духа. Как бы, наоборот, не прибавили тоски в ее глазах! Наверное, ей подошел бы командный спорт. Увы, он не сможет сколотить здесь для нее футбольную команду. По крайней мере, пока не приедут его родственники – еще целых десять дней. Но у него есть кое-какая идея, и он надеется, что покончит с тенями!
Кейд пропустил ее вперед и распахнул двери конюшни. Стоял ранний вечер, и здесь было сумеречно. Он взял Николь за руку и подвел к стойлам. Глаза ее широко распахнулись, когда она увидела лошадей. Дыхание участилось, и рука, которую он сжимал в своей, наконец ожила. Кейд выронил ее кисть и приказал себе немедленно выбросить ерунду из головы. Они подошли к одной из кобыл. Лошадка тихонько заржала и потянулась к нему в поисках угощения. Кейд скормил ей сахар, который захватил еще в кухне.
– Это Скарлетт О’Хара. – Он увидел, что Николь смотрит на кобылу так, словно никогда прежде не видела лошадей. – Пока вы живете в «Ваминда-Доунс», она ваша, катайтесь.
Почему она так смотрит? Она не поняла, что он сказал? Кейд спрятал руки в карманы. Он ошибся? Но она любит детей. Она любит собак. А значит, она должна и лошадей любить, разве не так? Он пожал плечами:
– Я хочу сказать, если вы хотите кататься верхом, то, пожалуйста, я буду рад научить вас. Но если вы против, то, конечно, не надо!
В глазах у нее появились слезы, и он в ужасе отступил на шаг. Черт возьми! Она что, сейчас расплачется? Николь сложила ладошки у груди, как в молитве.
– Это правда?
«Ну прямо как Элла, честное слово». Он расправил плечи и очень осторожно заглянул ей в лицо.
– Разумеется, Николь!
Наконец ее глаза стали нормальными… если «поразительные» значит «нормальные»…
– Всю мою жизнь, – прошептала Николь, протягивая руку и касаясь лошадиной шеи, – всю мою жизнь я мечтала научиться ездить верхом.
Вот сейчас она настоящая. Глаза сияют, личико оживленное. Она улыбается так же, как улыбалась Элле и Холли. Улыбается от всего сердца. Ему. Он ощутил толчок в сердце. Огонь пробежал по венам и вспыхнул в груди. Невозможно ошибиться, в нем просыпалось влечение. Впервые за шестнадцать месяцев. Кейд немедленно отошел еще на шаг и выпалил:
– Первый урок – утром, строго в шесть пятнадцать.
А потом… развернулся на каблуках и ретировался. Даже на ее «спасибо», выкрикнутое уже ему вслед, не ответил.
«Строго в шесть пятнадцать» Кейд малодушно отправил на первый урок Джека, своего помощника. А сам даже не пошел посмотреть. Но любопытство мучило его все утро. Когда он увидел Эллу, Холли и Николь, расположившихся в тенечке на большом клетчатом пледе, то не выдержал и решил посмотреть, чем они занимаются.
Подойдя ближе, он услышал, что девочки распевают «Танцуй, Матильда!», а Николь подпевает им что-то вроде «тра-ла-ла-ла…». При этом все трое склонились над… над чем-то. Вокруг искрились рождественские декорации, и Кейду было не понятно, почему, черт возьми, они не поют рождественские песенки?
Николь поймала его взгляд, и от неожиданности он прикусил губу. Тут вдруг Холли, без объявления войны, прыгнула на Николь, и девушка ловко подхватила ее под спинку. Она ласково убрала кудряшки с лобика малышки и запечатлела на нем быстрый поцелуй. А потом снова взяла… карандаш, вот что это было. Они с Эллой раскрашивали гигантскую раскраску, лежавшую перед ними. Кенгуру, коалы, вомбаты, страусы эму… Кейд улыбнулся, когда увидел, что среди реальных представителей фауны в раскраске изображен монстр Буньип – жуткий водяной из австралийских сказок. Элла как раз разрисовывала его в оранжевую и малиновую полосочку.
