И то сказать – времена уж давно сменились, наставление Ярослава Мудрого много лет как устарело. Род Ярославов размножился, распался на десятки ветвей, уже не распознаешь – кто кого старше, кто кому кем доводится, кому где в какой черед княжить… Князья друг другу уже не близкие родовичи, как когда-то, а троюродные, четвероюродные, а то и вовсе один Бог знает какие братья да племянники… Сплошь споры, неурядицы – не диво, что все чаще не по старой Правде наследуют, а по закону отчины: где отец сидел – там и сын сядет.
Куда как проще.
Да и князь Глеб не из таковских, чтоб спокойно вотчину кому-то там уступить. Он молодец не из пугливых. На него тележным колесом не наедешь, совиным криком не пуганешь… И разумом князя Господь не обделил…
А вот меньшому сыну князя Берендея до Глеба далеко. Сначала отец, а потом и старшой брат попросту махнули на Ивана свет Берендеича рукой – неумен княжич, на удивление неумен. Ни к какому делу не приткнешь. Недаром же дураком прозвали. Конечно прозвище это двойной смысл имеет – при непорочных девицах его лучше не произносить, стыда не оберешься…
Однако Иван его вполне заслуживал. В обоих смыслах.
Сейчас княжич скакал по лесной тропе навстречу восходящему солнцу, время от времени шмыгал носом (ширинку[1] он давно потерял, так что соплей в ноздрях скопилась тьма) и напевал песенку:
Отломилась веточка
От родного дерева,
Откатилось яблочко
От садовой яблони!
Уезжает молодец
От родимой матушки,
В ту ли чужедальнюю
Темную сторонушку…
– Хорошо поешь, душевно! – донесся из кустов сипловатый баритон.
– Благодарствую на похвале! – весело крикнул в ответ Иван. – Кто таков, добрый молодец?
– Хороший человек в беде тяжкой, – ответил неизвестный. – Сам не выберусь… Подсоби, а?.. Что тебе стоит?
Иван натянул поводья, хлопнул Сивка по шее и легко спрыгнул на землю. Помочь кому-нибудь он никогда не отказывался.
Конь захрапел, настороженно косясь в сторону кустов. На губах рысака выступили хлопья пены. Иван нахмурился, перехватил узду покрепче и дернул Сивка за собой. Силушки в руках молодого богатыря хватало – несчастный коняга волей-неволей поплелся к кустам.
– Ну, где ты тут?.. Ы-ы-ё!!! – отшатнулся Иван.
Ладонь невольно разжалась, Сивка высвободился, истошно заржал, встал на дыбы и бросился наутек. Иван метнулся было вдогонку, да поздно, поздно – перепуганный конь мчался что есть духу. Княжич и сам в первый момент едва не наложил в портки.
Потому что прямо за кустами сидел огромный волк.
Сидел однако ж смирно, не бросался, так что Иван хоть оцепенел, хоть взялся за меч, но в драку пока не полез. Даже стал понемногу отходить от испуга.
– А кто звал?.. – озадаченно огляделся он по сторонам. – Звал же кто-то…
– Я звал, – хмуро ответил зверь.
– Е-ма!.. – выпучились глаза парня. – Волк говорящий!..
Волк угрюмо смотрел на него, не произнося ни слова.
– Ну-у-у-у… – восхищенно цокнул языком Иван, сообразив, что прямо сейчас на него нападать не станут. – Прямо как в сказке!..
– У кого-то как в сказке, а у кого-то лапа в капкане, – сумрачно буркнул волк. – Может, все-таки поможешь?
Княжич только теперь обратил внимание, что зверь сидит в очень неудобной позе, а левая передняя лапа у него покрыта запекшейся кровью. Иван почувствовал, как по горлу проскальзывает тугой комок – он ужасно не любил смотреть на открытые раны. Воротило.
Капкан-самолов оказался очень необычным. Иван не слишком-то разбирался в охотничьих премудростях, но распознать серебро вполне мог. Кому же это пришла на ум такая причуда – сковать из серебра целый капкан? С таким богатеем и знакомство бы завязать не худо – у него, видать, монет куры не клюют…
