Приют монахов, и ищущих очищения от грехов,
Здесь каждый человек познать святость может,
Жизнь вечную, и божественную Любовь.
Здесь всюду ВЕЧНОСТЬ: в скалах, в снеге, в ветре;
В холодных водах озёр забвенья и любви;
Здесь я впервые в жизни ВЕЧНОСТИ коснулся,
И понял смысл БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ.
Закончив читать, Катя несколько раз перевела дыхание. Затем, посмотрела ему в глаза, и, с тревогой и явно читаемом волнении на лице, спросила:
– Ну, как, понравилось тебе стихотворение?
И опять же, столько в её глазах, позе (она даже как-то потянулась к нему), было желания услышать его ответ, что он хотя и плохо разбирался в поэзии, всё же сказал:
– Знаешь, неплохо. Даже очень неплохое стихотворение. Мне понравилось.
Она как-то облегчённо вздохнула, и, приняв несколько отстранённое выражение лица, сказала: «Вот такое стихотворение написал мой папа».
Признаюсь, я тоже как-то хотела начать писать, но у меня всё никак не получалось. Пришлось забыть об этом.
* * *
Утром, около девяти, нас повели к начальству. Провожавший нас, всё тот же, дежуривший ночью лейтенант, подавая наши удостоверения своему непосредственному начальнику, сказал: «Неплохо выполненные фальшивки».
Разберёмся, ответил начальник, и суровым взглядом опытного полицейского волка, поочерёдно окинул Женю и Катю.
Женя быстро расшифровал его взгляд: по-видимому он надеялся, что после его взгляда мы затрепещем из уважения к нему, или страха, и тут же, не сходя с места, упадём на колени и попросим пощады. А расшифровав – улыбнулся.
Так и не дождавшись признания в «тяжких и не очень» грехах, офицер ещё раз оглядел стоящих перед ним мужчину и девушку, а затем приказал лейтенанту: «Ты можешь идти, я сам разберусь!»
Когда офицер вышел, он, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил: «Жалобы есть?»
Ответила Катя:
– Что вы, какие могут быть жалобы…
И с лёгким оттенком иронии продолжила:
…Ваши сотрудники поступили очень «правильно», отпустив пьяных зачинщиков драки…, по Закону. А нас, несмотря на предъявленные удостоверения, задержав.
– Разберёмся, – опять сказал местный начальник в чине майора.
– Разбирайтесь.
– Вы не учите меня, девушка, что мне делать, и как работать.
По-видимому от слов «девушка» и «как работать» Катя «закусила удила», потому что её лицо заполыхало огнём негодования, и она резко сказала:
– Господин майор, я вам не просто девушка, а старший лейтенант полиции. И если я говорю, что ваших сотрудников надо научить работать, то так оно и есть!
Начальник отделения, удивлённо вскинув брови, посмотрел на пылавшую гневом девушку, затем, уже несколько мягче сказал:
– Не забывайтесь, старший лейтенант! Я всё-таки званием буду повыше вас, и возрастом постарше. И повторил – не забывайтесь. Я же сказал – разберусь со своими работниками. И если они сделали что-то не так, накажу.
Искоса взглянув на Катю, Женя понял, она еле сдержалась чтобы не выложить всё о вчерашнем поступке и поведении подчинённых ему сотрудников, но всё-таки сдержалась.
А он, сам участник вчерашних событий, негодуя вместе с ней, всё-таки, не произнеся ни слова, мысленно похвалил её за сдержанность. А ещё он подумал, был бы её отец генералом в полиции или в армии, она бы могла ещё отделаться замечанием или выговором, а так…
Говорят же, не лей воду против ветра – сам намочишься! О времена! О нравы! – неожиданно вспомнил он слова одного из героев классической литературы.
