– Опять ты, – злобно произносит Виктор Андреевич. – Никак не ожидал, что ты столь глупа, вторую статью додумалась выпустить.
– Я не журналист, ничего не пишу и не выпускаю, – отвечаю, пытаясь сохранить лицо, хотя внутренне меня трясет от адреналина, мгновенно выработавшегося от неприятной встречи. – Вас явно люблю не только я, ищите доброжелателей среди своего окружения.
– Конечно, я так и подумал. Мои люди ни за что не станут болтать о внутренних рабочих моментах.
– Ха! – закатываю глаза. – Прямо все святые у вас, одна я подкачала, – тяжело вздыхаю. – Может, хватит? Я тут не причем. Новый опус я даже не видела.
И ведь произношу искреннюю правду, но на свекра она производит неправильное впечатление.
– Что ты мне рассказываешь, – шипит он и больно хватает мой локоть, – все ты! Но ничего, я постарался, никто тебя не возьмет на работу по специальности, закрыта для тебя карьера в нашем городе. Можешь присматривать место кассира в супермаркете или сразу дворника.
– Пустите, – дергаю рукой, – это насилие, не в первый раз вы его ко мне применяете.
Мне стоит больших усилий сохранить уверенный вид, хотя внутри меня трясет не по–детски.
– Я еще даже не трогал тебя по–настоящему, девочка, но уже подумываю о том, чтобы нанять, кого следует, для этого дела. Стасу мы, конечно, не скажем, – неприятно ухмыляется он.
А меня уже натурально колотит, я понимаю, он не преувеличивает, действительно так поступит.
– Что вы делаете, мужчина! Отпустите девушку! – подбегает Оля с Дашей на руках. – Мы будем кричать!
На нас уже начинают оборачиваться прохожие. Внимание, которое так не любит Виктор Андреевич, привлечено.
– Да иди ты, – буквально отталкивает меня, делает шаг назад, – ходи теперь и оглядывайся.
Он уходит, а мы остаемся.
– Кто это был? Он не навредил тебе? – обеспокоенно спрашивает сестра.
– Пока нет, – медленно качаю головой, – но обещал.
– Что? – чуть ли не визжит она. – Юля, ты должна обратиться в полицию, мы пойдем с тобой, напишем заявление.
– Нет, оно не поможет. Но я знаю, что нам стоит сделать.
17. 17
Наше время
– Юля, выходим? – меня торопит сестра. – Вы такие долгие, просто кошмар какой–то.
– Это все потому, что нас трое, а вас двое, – глубокомысленно изрекаю, докрашивая правый глаз, – троим всегда сложнее.
– Конечно, мама, учитывая, что единственный мужчина на две семьи уже давно оделся и парится в этом жутком костюме с бабочкой, – ворчит мой сын.
– Иван, костюм не ужасный, это классика, – отвечаю ему, закатывая глаза.
– А меня больше смущает, что в центре столько детей, а выступать будем мы втроем, – вносит свою лепту моя дочь.
– Анна, ты такая ворчливая, – произношу, качая головой.
– А ты мама, слишком официально с нами разговариваешь, – высказывает следующую претензию Ваня.
– И в кого вы оба такие милые, – комментирую своих детей, – но я вас очень люблю.
– И мы тебя, – оба обнимают меня со всех сторон.
– Давайте и нас обнимайте, мы уже устали вас ждать, – говорит Даша, дочь моей сестры. – А выступаем именно мы, Аня, потому что мы дети учредителей центра, – добавляет она горделиво.
– Выучила новое слово и давай его всюду пихать, – цокает моя дочь.
– Да, считаешь нас маленькими, а сама не такая большая, – вставляет Ваня.
– Ребятки, может, вы уже перейдете к тому моменту, когда миритесь и жить друг без друга не можете? Мы с тетей Юлей не хотим лишней нервотрепки на официальном открытии центра, – одергивает их Ольга.
