— Ты бы не мог нас оставить, — говорит ему Петр.
— Нет, — Юра качает головой.
— Да твою ж мать.
— А чего ты ждал?
— Что у тебя есть хоть крупица приличий.
— У меня много жира, но приличий нет.
Петр переводит на меня взгляд, по которому я понимаю, что Ляля ему рассказала, какой я кобель. И под этим молчаливым и тяжелым взором я тушу окурок, вытягиваю бутылку виски из рук Юры и пью прямо из горла.
— В твоих глазах я вижу гнев судьи и обманутые надежды, — пьяно тянет Юра и усмехается. — И я, если чо, разнимать вас не буду, но обязательно сниму, — достает телефон, — на камеру, — смотрит на Петра, — выкладывать нигде не буду, но на память оставлю.
— Она посмела сюда явиться, — шипит Петр.
— Я ее не приглашал, — пожимаю плечами и возвращаю бутылку Юре, который заинтересованно затихает.
— Значит, позволил думать, что ты ей спустишь подобное.
— Что ты на это ответишь? — Юра разворачивается ко мне, закинув руку на спинку кресла. — Как оправдаешься?
— Никак.
— Я доверил тебе свою дочь…
— Свое золотко, — кивает Юра.
— Юр, заткнись.
— Я тут тебя всячески поддерживаю.
— Да в жопу твою поддержку!
— Да ты нихрена от него сейчас не добьешься. Это как до фонарного столба сейчас доебываться, — Юра делает глоток виски. — Но я могу за компанию попричитать с тобой. Это очень приятно.
— Я не ожидал от тебя такого, — Петр поскрипывает зубами.
— Да, как ты мог? Она тебе детей родила, — Юра с наигранной печалью вздыхает. — А ты в большие сиськи нырнул.
— Юра, блять!
— Что? — Юра смотрит на разъяренного Петра. — Ты видел ее сиськи?
— Я тебя в окно выкину, — рычит Петр.
— А я как мячик оп и обратно, — Юра расплывается в улыбке. — И мы еще не в той кондиции, чтобы слюни распускать, — протягивает бутылку, — и говорить по душам. Есть, конечно, риск, что мы придем к мычанию по душам, но…
— Там люди ждут, — Петр сжимает кулаки.
— Да похуй. Человека закопали, канапе со вкусом слез покушали, повздыхали, а теперь сами найдут выход. Не потеряются.
Медленно сползаю в лежачее положение.
Я не чувствую своих внутренностей, будто я внутри полый, а тихое сердцебиение — лишь отголоски жизни, что покинула меня.
— Не время бить зятя по попке ремнем, — Юра трясет бутылкой перед Петром. — А любая порка должна быть результативной, а ты даже не знаешь, какой результат должен быть.
— Результат будет один, — закидываю ноги на подлокотник диванчика, — развод, — закрываю глаза, — Лилия Петровна — птица гордая, а я — вшивый кобель.
— Выпьешь за это? — с коротким смешком спрашивает Юра.
15. Глава 14. Детка
Гордей, Лева и Яна сидят у пруда. Он вусмерть пьяный, и я в нескольких шагах чувствую алкогольные пары, но это совершенно не пугает наших детей.
Привалились к нему с двух сторон, а он держит их за руки и молча покачивается в пьяном угаре.
Уже темно и прохладно.
Гости все разошлись. Алиса с мамой и с пьяным папой сидят на кухне и вспоминают, каким был мой свекр, периодически срываясь в слезы и риторические вопросы ”как же так?” и “почему?”.
А я ищу не Гордея, даже не детей, а Пастухова. Он где-то потерялся.
Нет, он не уехал. Его ждет водитель, который пытался несколько раз дозвониться до этого толстого клоуна, который устроил в кабинете самую настоящую попойку.
Мой папа и Гордей чуть ли не выползли на бровях из кабинета, после пытались устроить драку у лестницы, но разошлись… Ну, как разошлись. Расползлись в разные стороны, обещая друг другу серьезные разговоры завтра, а сегодня же траур.
