Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты - страница 7

Итак, я в Северной Корее! Стране, словно созданной для неугомонного и, возможно, слегка неприспособленного к жизни искателя приключений – ведь те, кого тянет сюда, часто испытывают дискомфорт на родине, где темп жизни высок, отчуждение между людьми растет, а общение становится все более выхолощенным. Мир съеживается, полярные льды тают, джунгли исчезают. Таиланд стал новой Майоркой, Вьетнам – новым Провансом. Тибет так переполнен китайцами, что напоминает Елисейские поля в июле. Но в глубине души еще теплится извечная тоска первооткрывателя по неизведанному. По белому пятну на карте. По стране за семью морями.

Пассажирский терминал венчает гигантское слово «ПХЕНЬЯН», написанное корейским иероглифами на одном конце здания и латинскими буквами – на другом. Посередине возвышается портрет довольного Ким Ир Сена, который оставил земные дела в 1994 году и с тех пор неустанно трудится на посту «вечного президента» – он единственный покойный глава государства в целом мире. Для того, кто впервые прибыл в Северную Корею и Пхеньян, эта композиция может наглядно показать, как следует воспринимать город, страну и человека. Как единое целое.

Если вам нужно отключиться от повседневности в буквальном смысле, то лучше места не найти. Мой мобильный телефон сразу же конфискуют два строгих, одетых в униформу инспектора, чей английский лексикон (а может, и не только) состоит ровно из двух слов: cell и phone. В обмен я получаю квитанцию на тонком листке, напоминающем старую папиросную бумагу, и молюсь про себя, чтобы за время моего пребывания оставшаяся у таможенников половина квитанции не прошла последнюю стадию разложения и не обратилась в прах. Теперь я отрезан от всемирной паутины и глобального хаоса, охватившего планету. Впереди ждет упорядоченный космос, каким видится мне Северная Корея. Через две недели я, если повезет, снова выйду на связь.

Видавший виды микроавтобус японского производства, принадлежащий туристической компании, ожидает меня на полупустой парковке. Все вокруг имеет чарующий горьковато-сладкий привкус почившего в бозе Восточного блока. За окном проносится пейзаж, как мне покажется, похожий на деревенские виды Норвегии образца 1930-х – до того как сельское хозяйство было механизировано. Там и сям стоят автодорожные инспекторы, опираясь на свои старенькие мотоциклы. Единичные граждане едут куда-то на велосипедах (по какой-то причине в Северной Корее есть только женские рамы). Большинство же идут на своих двоих или стоят, склонившись над чахлыми островками зелени в коричневатом, припыленном земледельческом ландшафте. Такая панорама сомнительной крестьянской романтики Средневековья могла бы принадлежать бедной, но более яркой и фотогеничной южноазиатской стране вроде Камбоджи и Лаоса, если бы не утренняя прохлада и по-северному обнаженные горы, вздымающиеся вдали. У меня на родине, в Норвегии, региональная политика основана на почти религиозной убежденности, что деревни и села должны быть живыми, населенными и процветающими. К сожалению, как и многие другие страны, Северная Корея до сих пор не вдохновилась нашим примером, так что контраст между блеском столицы и нищетой окраин так же разителен, как в любой другой стране третьего мира, например в Уганде или Пакистане. Пока что никто не обратил внимания на дискошар, лежащий рядом со мной на сиденье и поблескивающий в лучах осеннего солнца, словно космическое яйцо. Что это: вежливость? Невежество? Презрение? Глас истины, то есть партийная газета «Родонг синмун», регулярно предостерегает подрастающее поколение от опасностей коварной дискократии: «Стратегия империалистов состоит в том, чтобы превратить молодежь в духовных калек, заразив их вирусом реакционной идеологии и упадочным буржуазным образом жизни, превратив их в орудие борьбы против стран, отстаивающих свою независимость!»