Как я могла быть так слепа и глупа, чтобы не видеть, что являюсь лишь пешкой? Как я могла тонуть и растворяться в его глазах? Как я могла так самозабвенно любить?
Гореть мне за это в аду, если с папой что-то случится.
— Дрянь! — кидается на меня Лариса, едва за спинами закрывается дверь. — Это все из-за тебя! Ноги раздвинула, мозг потеряла?!
Наносит удары словами один за другим. Но ее обвинения не больнее пощечины. Не ядовитей той ненависти, которую я испытываю сейчас к самой себе.
— Или это ты все придумала, хитрая стерва? Волчица в овечьей шкуре! Зачем ты это сделала?! — орет она, цепляясь острыми сильными пальцами за воротник моего платья.
Надо бы оттолкнуть ее. Надо заорать, что все не так. Что я не помогала своему мужу вонзать нож в спину собственного отца. Но и слова сейчас ей говорить не хочу.
— Лариса Михайловна, — нервничает охрана, видя, что пахнет мордобоем, но разнимать пока не решается.
Боже, они ведь сейчас даже не знают, на чью сторону встать.
— Ничего не хочешь сказать, дрянь?! — плюется Лариса.
Нет. Не хочу. Мне вообще плевать на нее. Потому что это не истерика влюблённая женщины, боящаяся потерять самого дорогого мужчину на свете. Хотя слово дорогое как раз таки подходит. Ибо — это истерика женщины, которая не представляет, как ей дальше жить без мужчины, который полностью во всём её содержал, исполняя каждую её прихоть.
Если бы она хоть немного любила отца, наверное, наши отношения сложились бы, иначе я бы. Может быть, я смогла бы закрыть глаза на то лицемерие и хамство, и даже на ее удивительную способность вести себя исключительно положительно, когда нас окружают люди, так и как настоящая стерва, когда мы остаемся наедине.
Но сейчас ей, видимо, наплевать, что в коридоре толпятся охранники, она толкает меня прямо в грудь и продолжает обвинять во всех грехах.
— Если он умрет, это будет на твоей совести! — шипит она, беспокоясь о своем “кошельке”, а я же…. Я умираю от этой мысли.
Потому что, черт возьми, эта ненавистная женщина права.
Если с папой что-то случиться…. В этом буду виновата я!
Дверь спальни отца открывается, я замираю, когда оттуда выходит Дэн. Непривычно бледный. Даже серый. А следом за ним и врач, у которого в глазах вердикт.
16. Глава 16. Бездна.
Я тону. Тону в ненависти к себе, к тому, кого любила.
События последних двух дней убили во мне, все чувства. Уже нет слез, нет сил плакать. Кажется, осталась одна оболочка, с выжженной душой.
Сегодня похороны отца. Лариса стоит у гроба, вытирает непрекращающиеся слезы иногда переходящие в рыдания. Все выражают соболезнования ей, считая если она истерит, значит сильнее любит, значит ее горе сильнее моего и в утешении она нуждается больше чем я.
Я же, как болванчик, киваю головой,отвечая так на соболезнования, потому что сил отвечать у меня тоже нет.
Все происходящее кажется нереальным, словно это ужасный сон. Но увы, я знаю, что это горькая действительность и мое самобичевание не прекращается ни на минуту. А от осознания, что это я привела в нашу семью волка в овечьей шкуре, хочется удавиться.
Взгляды окружающих, направленные на меня, кажутся презрительными. Пытаюсь спрятаться от них, ухожу в дальний угол большой гостинной.
Несправедливо, что мой отец мёртв, а человек подтолкнувший его в лапы к смерти, жив!
Ненавижу! Господи, как же я ненавижу Дениса и себя вместе с ним. Бесит даже тот факт, что он спокойно, по привычке взял все в свои руки и руководил организацией похорон удаленно.
