– Я последовал Вашему совету, нашел момент в начале этого года и поговорил с ней, Машей. Вернее… говорил я, а она слушала. Но выводы сделала, не стала вредничать и перестала мешать моим встречам с ее матерью. Скоро, месяца через три-четыре, мы стали жить вместе. Вроде получается.
Олег Борисович улыбнулся, тепло посмотрел на Сергея Георгиевича. Потом продолжил:
– В этом есть и Ваша заслуга. Давно хотел Вас поблагодарить, все собирался позвонить…
– Какая заслуга? – скромно возразил Сергей Георгиевич. – Можно полюбопытствовать, где и как состоялся разговор?
Олег Борисович улыбнулся, словно воспоминания доставили удовольствие. Он выдержал паузу, потом стал медленно рассказывать:
– Мы были на спектакле в МХТ имени Чехова, напротив вашего дома. В антракте Ольга Петровна, моя… гражданская жена, под каким-то предлогом, сейчас я не помню, оставила нас одних. Тогда я и сказал Маше, как Вы советовали, что признаю, что она взрослая, может иметь свой взгляд на проблемы, которые нас окружают, и я готов это учитывать в делах, наших отношениях. Но она не имеет права, будучи взрослым человеком, лишать свою мать будущего, особенно если она беспокоится за ее будущее. Мы оба заинтересованы в том, чтобы обеспечить ей это будущее. Мы – единственные близкие ей люди и несем ответственность за ее дальнейшую жизнь.
Опять последовала пауза, после которой Олег Борисович признался:
– Никогда не думал, что короткий разговор с ребенком может быть таким тяжелым.
Сергей Георгиевич согласительно кивнул и вспомнил свой тяжелый разговор.
* * *
Его возвращения они ждали. Наташа и Мария Григорьевна, теща Сергея Георгиевича, сидели на кухне. Чай уже остыл, разговор каждый раз обрывался, время тянулось бесконечно.
– Может быть, папа что-нибудь сумеет изменить? – в который раз задавала вопрос Мария Григорьевна, но каждый раз на него не было ответа.
Наташа пожала плечами. Она не столько боялась предстоящего разговора, сколько ей было стыдно. Она понимала, что подвела семью. Разные дурные мысли лезли в голову.
Когда раздался звонок, бабушка пошла открывать дверь, а Наташа вся напряглась в ожидании.
– Наташа дома? – спросил Сергей Георгиевич.
– Она на кухне.
Она сидела на угловом диване, боясь предстоящего неприятного разговора. Наташа любила отца, который был у нее авторитетом, и ей было очень важно, как он оценивает ее успехи в учебе. Наташе было обидно, что на пустом месте создала проблему, которую предстояло решить отцу, боялась его реакции, которая могла осложнить их отношения.
Сергей Георгиевич был спокойным по натуре человеком, однако мог и круто вспылить, но отходил быстро. Он, подходя к дому, уже в достаточной степени накрутил себя и готов был высказать дочке много нелицеприятных слов. С таким настроением он и вошел в кухню.
Наташа сидела вся съежившись, казалось, что она вдавилась в диван, от чего сделалась совсем маленькой и беззащитной. Сергей Георгиевич видел ее глаза, которые молили о пощаде и ждали какого-то чуда. В них было все: и надежда, и боль, и сожаление.
Неожиданно для Наташи и себя он сел рядом с ней и обнял.
– Мария Григорьевна, может быть, чаю попьем? – предложил Сергей Георгиевич.
За столом сидели молча. По тому, что Сергей Георгиевич ничего не рассказывал, было ясно, что дела у Наташи обстоят хуже некуда.
– Я виделся с деканом. Тебя отчислили из академии, сейчас ничего сделать невозможно, – Сергей Георгиевич коротко изложил положение дел.
