Именно там, в громадном здании, выстроенном в начале девятнадцатого столетия, его сердце покорила прекрасная молодая балерина. На сцене она плыла, парила, летела, обаяние ее эфирной ауры многократно усиливалось гладкой как фарфор кожей, темными глазами и шелковистыми черными волосами. Вечер за вечером он восхищенно следил за ее легкими, удивительными движениями в «Красном маке», «Лебедином озере», «Борисе Годунове». Но никогда она не бывала столь хороша, как в своей звездной роли в «Тристане и Изольде» в постановке Игоря Моисеева.
Когда Меткалф наконец-то предпринял шаги для знакомства, молодая русская девушка, казалось, была поражена вниманием богатого американца. Но она понятия не имела, насколько сама поразила этого иностранца, который только прикидывался опытным и искушенным. Через нескольких месяцев, разрешив вопросы семейного бизнеса, сыновья Меткалфа покинули Москву. Для Стивена расставание со Светланой Барановой оказалось самым болезненным событием из всех, которые когда-либо с ним случались. Во время поездки на ночном поезде из Москвы в Ленинград Стивен всю ночь просидел мрачнее тучи. Говард спокойно спал до тех пор, пока его не разбудила за час до конца поездки строгая пожилая леди, разносившая чай.
Проснувшись, он принялся подшучивать над младшим братом, дразнил его. Говард всегда был рассудительным и толстокожим, какими могут быть только старшие братья.
– Брось, забудь ее, – убеждал он Стивена. – Помилуй бог, она же всего-навсего балерина. Вот увидишь, в мире полным-полно красивых женщин.
Стивен молчал и с мрачным видом смотрел из окна на проносившийся мимо лес.
– Так или иначе, у тебя не могло быть с ней ничего серьезного. Я не хочу даже думать о том, что сказал бы отец, если бы когда-нибудь узнал, что ты встречался с балериной. Это же ничуть не лучше, чем иметь дело с актрисами! – Меткалф что-то пробурчал, все так же глядя в окно. – Хотя не могу не признать, – продолжал Говард, – эта девчонка была что надо.
– Светлана Баранова теперь прима-балерина в Большом, – сказал Альфред Коркоран. – Несколько месяцев назад она стала любовницей высокопоставленного представителя немецкого министерства иностранных дел, работающего в Москве.
Меткалф помотал головой, как будто пытался стряхнуть прилипшую ко лбу паутину.
– Лана? – повторил он. – С нацистом?
– Доподлинно известно, – ответил Коркоран.
– А откуда вы узнали, что я… что между нами что-то было?
– Припомните-ка, что, когда вы вступили в наши ряды, я заставил вас заполнить длинную и нудную форму, страниц на пятьдесят, где вы должны были перечислить все ваши контакты в иностранных странах – друзей, родственников, характер отношений – в общем, все подробности. Вы внесли в список родственников в Буэнос-Айресе, однокашников в Люцерне, друзей в Лондоне и Испании. Но вы не упоминали ни одного человека из Москвы, хотя внесли Москву в список как одно из мест, которые посещали. Я указал вам на это: каким образом вы могли провести несколько месяцев в Москве и не познакомиться ни с кем? И вы сами признались, что… да… в общем, у вас действительно была связь…
– Я совсем забыл об этом.
– Как вам известно, мой нью-йоркский штат весьма малочислен, но зато там работают очень дотошные и сообразительные люди. Очень умелые, если нужно найти связи между несколькими именами. Когда на стол одному из моих аналитиков попало случайное сообщение, говорившее об атташе немецкого посольства в Москве по имени Рудольф фон Шюсслер и о слухах, согласно которым он не является фанатичным нацистом, у одной из моих девочек хватило наблюдательности, чтобы связать между собой две точки. В рапорте о наблюдении за фон Шюсслером говорилось о его связи со Светланой Барановой, балериной из Большого театра, и это имя вызвало ассоциации в памяти моего аналитика.
