15 марта этого года мне позвонил домой человек и с элурмийским акцентом заявил, что в колонии погиб Карлапанов. Мне он приказал в ультимативной форме как можно быстрее уехать из республики, объяснив, что иначе со мной может случиться всё, что угодно. Я обратилась в милицию, однако у меня отказались принимать заявление о преступлении, заявив, что «это просто дети балуются». Мои доводы, что голос звонившего был не детским, а взрослым, а также рассказ о звонке, который был сразу после осуждения Карлапанова, ни к чему не привели.
Я обратилась в районную прокуратуру, и после вмешательства помощника прокурора Иветты Давидовны Геворкян уголовное дело было возбуждено. Однако никакой реальной работы по тому, чтобы найти человека, мне угрожавшего, как я поняла, не велось и не ведётся. Оперуполномоченный Заводского района милиции лейтенант Сайгалы опросил меня лишь один раз, да и то за 20 минут он 5 раз спрашивал, не был ли голос звонившего детским.
После этого мне стали звонить каждый день, причём, как я поняла, звонит несколько человек, но все они – взрослые мужчины-элурмийцы. Они требуют, чтобы я как можно быстрее покинула республику, поскольку только тогда у меня есть шанс остаться живой и здоровой. Я звонила лейтенанту Сайгалы и говорила ему об этих звонках, а он на все мои звонки коротко говорил, что разберётся. Однако звонки продолжились, и сейчас, бывает, мне звонят с угрозами по 3 раза в день. Тогда я пришла в районный отдел милиции и дождалась лейтенанта Сайгалы там. Он сразу мне сказал, что у него очень много дел, что он расследует серию квартирных краж, а охранять меня круглосуточно он не будет.
Вчера, 3 апреля, я увидела рядом с моим подъездом группу из трёх молодых элурмийцев. Они показывали на окна в моей квартире и что-то обсуждали. Под окнами моей квартиры они пробыли долго, хотя на улице было минус 8 градусов. Сегодня они опять находятся на том же самом месте. Я вызвала милицию. Приехал экипаж, причём все три человека в нём, включая водителя, были элурмийцы. Младший лейтенант Вайдулов побеседовал с ними минут 10. Мне он потом сказал, что все трои школьники и комсомольцы, на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних не состоят. Он же обвинил меня в том, что я зря беспокою милицию.
Кроме того, в почтовом ящике я нашла записку, написанную печатными буквами, в которой мне ещё раз приказали уехать из республики как можно скорее. Я отвезла эту записку в милицию. Лейтенанта Сайгалы на месте не было, но его коллега пообещал передать ему её. Однако я не верю, что он будет искать авторов угроз, а за свою жизнь я очень боюсь. Прошу уважаемую редакцию принять какие-нибудь меры, чтобы меня оставили в покое, и чтобы я могла продолжить жить в Северосибирске, в котором я родилась и прожила всю жизнь».
Только положив это письмо в портфель, я сумел заснуть, да и то, к сожалению, всего на полтора часа. А проснувшись, прочёл письмо, из которого следовало, что в Элурмийской АССР до сих пор есть рабство. Попадают туда, как правило, пьяницы, причём часто сразу после освобождения из тюрьмы. Сын авторши письма вроде как провёл в рабстве почти 3 года, освободившись из колонии в городе с очень сложно произносимым названием Лабытнанги. Он ухаживал за оленями, а также выполнял вместе с ещё несколькими бедолагами самую грязную работу. За это им всем не платили обещанных денег, а лишь кормили (да и то скудно) и периодически поили водкой или спиртом. Он чудом сумел не только бежать, но и пройти по тундре почти 300 километров до родного Северосибирска. Женщина просила принять меры, чтобы было проведено расследование этих вопиющих фактов, поскольку в самом Северосибирске следователями это дело саботируется. Заснуть после этого письма в итоге мне так и не удалось.
