На этом месте Шмага горделиво выпрямился и даже улыбнулся, показывая пеньки зубов.
– И старость я уважаю. Но, прости, отец, тут речь идет о моей собственной шкуре. На моем месте тебя бы и Махатма Ганди в бетон закатал. Так что без обид.
Я встала. Шмага забеспокоился:
– Эй, эй! Ты чего? Ты овчарка, тебе нельзя этого!
Я взяла со стола бутылку из-под лимонада (Шмага был принципиальным трезвенником – по крайней мере, последние лет двадцать) и задумчиво покрутила ее в руках.
– Да ты можешь ничего не говорить, – грустно сказала я, отбивая у бутылки горлышко. – Я сама все за тебя скажу. Дело было так. Неделю назад к тебе приехала баба. Моих лет, глаза слегка раскосые, одета в куртку, джинсы и тяжелые ботинки.
Шмага осторожно потрогал остатки передних зубов, но промолчал.
– Баба эта ужас до чего крутая, она с тобой разговоров никаких не вела, а для начала отметелила тебя, как бог черепаху. Пару ребер сломала. Ну просто чтобы обозначить серьезность своих намерений.
Шмага молчал.
– Когда ты проникся, она велела тебе прямиком бежать в травмопункт, за справкой, фиксирующей факт побоев. А оттуда в полицию, чтобы заявить: нехорошая гражданка Охотникова нанесла тебе телесные повреждения, а не кто-то еще. Бабу эту ты боишься до визгу. Во всяком случае, больше, чем меня, потому что знаешь: Охотникова серьезного вреда тебе не причинит по причине врожденной интеллигентности. Так, попинает немного и отстанет. А вот та баба – она всерьез отмороженная. Наверняка ведь обещала вернуться и… ой, вот тут у меня фантазии не хватает. Ну, так было дело?
Шмага кивнул, щуря и без того узкие глаза.
– Извини, я к тебе хорошо отношусь, – признался старый бандит. – Но ведь она меня порвет. Ты розочку-то положи. Я ведь знаю – ты без необходимости никого не калечишь. Но заяву не заберу, и не проси.
Я аккуратно положила остаток бутылки на стол и встала.
– Ладно, будь по-твоему. Конечно, нервы ты мне слегка потрепал, но серьезного вреда не причинил. Эта баба не знает, что на четверг у меня алиби, вот и ладненько. Дело развалится, на том и поладим. А теперь скажи, кто она и откуда. Собственно, я за этим и приехала.
Шмага хитренько покосился на меня. Узкими глазками, темной кожей и резкими морщинами урка здорово напоминал спившегося индейца из племени сиу.
Честно говоря, я не очень-то рассчитывала на успех. Вот сейчас Шмага упрется, и что? Пытать его? Придется искать другие источники информации. Неожиданно для меня старый бандит отозвался:
– А вот это можно!
Я с облегчением перевела дух и уселась со всеми удобствами – на гнутый стул с дерматиновым сиденьем.
– Нету такого закона, чтобы безнаказанно меня уродовать! – скривился Шмага. – Ну я первым делом и разузнал – кто, да откуда, да за каким хреном…
– И чего накопал? – От нетерпения я сползла на край сиденья. – Говори, не томи!
– Э-э! – Шмага поводил пальцем перед носом. – Это уже будет информация! А она денег стоит. Я этим живу. Сироту всякий норовит обидеть…
– Вот что, сирота! – Я встала. Мое терпение было на исходе. – Мое время тоже стоит денег. Я у тебя битый час торчу. К тому же ты мне задолжал – заяву написал, обвиняешь в том, чего я не делала… Слушай, может, ты теперь «красный»? На органы работаешь помаленьку?
Шмага напрягся.
– Ты скажи, – ласково продолжала я. – Не стесняйся! А я шепну кому надо. Мол, Шмага теперь идейный…
– Стой, ну чего ты как неродная! – завилял паук.
